Эволюция человека по версии Махатм VS научная версия обезьяна -> человек

[Consta]

Сообщение от Consta

Марков - Но эволюция — ужасно медленный процесс

Длительность эволюции - еще одно из совпадений теософии и науки. И этот, казалось бы, простой факт, думающему человеку может дать повод для серьезных размышлений.

"Тем не менее, у нас имеется одно понятие, общее со школой Дарвина, а именно, закон постепенной и чрезвычайно медленной эволюции, охватывающей многие миллионы лет"
Блаватская, Тайная Доктрина, т.II, сопоставление науки с тайной доктриной.

[Consta]

Надземное

662. Урусвати знает, что биология и этика неразрывны. Когда-то это чувствовали и потом забыли, а теперь опять начали вспоминать. Мы говорили о чувствознании, в таком понятии заключается и биология, и этика. Биология не может быть сухой наукой, она заключает в себе и понимание психической жизни. Именно она должна быть изучаема, только тогда можно говорить о полноте жизненных условий.

Некоторые отрасли науки требуют ограничения, но другие безграничны, и в том их увлекательность. Самый примитивный материалист не может отрицать научного значения биологии, и тем он приобщается к широким познавательным заданиям. Невозможно отрезать кусок биологии, каждая ее страница прочно прикреплена к следующей. Для безрассудочного ученого особая прелесть в том, что эта область беспредельна. Сколько побочных предметов служат науке о жизни!
<...>

[Consta]

Популярно о развитии классификации живого

Эволюционное древо (полный текст)

p.s. Ясно одно: живая природа оказывается гораздо более сложной и интересной, чем считалось, и впереди у биологов всего мира много увлекательной работы...

Великий шведский биолог Карл Линней разделил весь природный мир на три царства: минералы, растений и животных; отношения между отдельными видами он не учитывал. Столетие спустя Дарвин опубликовал «Происхождение видов», и картина начала усложняться. Наконец, в 1969 г. в журнале Science вышла статья эколога Роберта Уиттекера, и его концепция царств живой природы на полвека стала канонической: простейшие прокариоты, затем одноклеточные эукариоты, а надо всем этим царства растений, грибов и животных. Но теперь генетические исследования поставили ее под сомнение.




Древо жизни из записной книжки Ч.Дарвина

От Линнея до Уиттекера

Как известно, основу современной систематики живых существ заложил великий шведский биолог Карл Линней. В своем эпохальном труде «Система Природы» (Systema Naturae, 1735) он разделил весь природный мир на три царства: минералы, растений и животных. Отношения между отдельными видами — то, как они происходили друг от друга, конкурировали, появлялись и исчезали — при этом не брались в расчет: Линней хотел всего лишь создать упорядоченную классификацию «божьих творений». До выхода «Происхождения видов» Дарвина оставалось еще 124 года.

После торжества дарвиновской теории и по мере того, как накапливались все новые знания о живых существах, картина начала усложнятся. Стало ясно, что грибы стоят особняком от животных и растений. Кроме того, были изучены одноклеточные животные — как имеющие в своих клетках ядро (эукариоты), так и лишенные его (прокариоты). Всем им тоже нужно было найти места на эволюционном древе.

В результате, в 1969 г. эколог Роберт Уиттекер (Robert Whittaker), обобщив и несколько упростив собранные своими предшественниками данные, предложил в своей статье в журнале Science новую концепцию царств живой природы (камни биологов, естественно, уже не интересовали):



Как мы видим, на схеме Уиттекера основание «ствола» эволюционного древа представляют собой простейшие прокариоты (Monera), верхушку — царство одноклеточных эукариот (Protista), а венчают всю конструкцию три мощных ветви — царства растений (Plantae), грибов (Fungi) и животных (Animalia). Именно эта схема стала канонической на многие десятилетия и вошла в учебники, по которым учились мы с вами.

Экология и генетика

Схема Уиттекера не случайно снискала такое широкое признание — она проста, удобна и, как тогда казалось, хорошо согласуется с фундаментальными принципами существования живой материи.

Например, с точки зрения экологии (мы не зря упомянули, что Уиттекер был экологом) все живые существа по типу питания делятся на три типа. Растения-продуценты занимаются тем, что продуцируют, то есть создают биомассу с помощью фотосинтеза, вдыхая на солнечном свету углекислый газ и выделяя кислород. Животные-консументы не создают, а только потребляют эту созданную растениями биомассу. Причем собственно траву едят только консументы 1-го порядка (травоядные), консументы 2-го порядка (хищники) едят консументов 1-го порядка, и так далее, выше по пищевой цепочке. Наконец, грибы — редуценты, они разлагают биомассу на более простые соединения, чтобы снова включить ее в круговорот. Простое эволюционное древо как раз и отражало историческое разделение живых существ в соответствии с этими тремя стратегиями.

Первые данные генетических исследований тоже, казалось бы, подтверждали правильность схемы Уиттекера. Сравнение вариаций одного гена, кодирующего одну из частей рибосомной РНК у разных живых существ давало схожую картину с тремя мощными ветвями — растениями, животными и грибами — наверху и одноклеточными внизу.

Но что-то пошло не так…

Однако затем картина стала резко усложнятся. Все началось с исследований одноклеточных паразитических животных — трихомонады (Trichomonas) и лямблий (Giardia). Эти существа не имеют собственных митохондрий — органелл-«энергетических станций» клетки, поэтому питаются за счет хозяина. Согласно господствующей теории возникновения митохондрий, они когда-то были самостоятельными одноклеточными существами, а потом наши одноклеточные же предки поглотили их и заставили работать на себя. Так может быть, подумали ученые, трихомонады и лямблии – это реликты тех давних, до-митохондриальных времен, когда упомянутого поглощения еще не произошло? Тогда их место в основании эволюционного древа полностью оправдано.

Однако генетический анализ показал другое. Оказалось, что некоторые митохондриальные гены присутствуют в клетках лямблий и трихомонад. Посмотрев внимательнее в электронные микроскопы, исследователи заметили там и рудименты самих митохондрий — крошечные редуцированные пузырьки, которые невозможно заметить, если не знаешь, что искать.

Итак, оказалось, что некоторые одноклеточные паразиты отнюдь не всегда были столь примитивными, а утратили некоторые свои важные черты в процессе эволюции. Уже одно это заставляло усомниться в верности схемы Уиттекера. Окончательный и сокрушительный удар по ней нанесли дальнейшие генетические исследования. Например, выяснилось, что первоначальный анализ по вариациям одного гена ошибочно поместил микроспоридий — еще одних одноклеточных паразитов — в основание эволюционного древа, в то время как они являются грибами, также утратившими ряд важных приспособлений в процессе эволюции.

Одним словом, выяснилось, что старое эволюционное древо «по Уиттекеру» ложно трактует родственные отношения между живыми существами, которые на проверку оказались гораздо более сложными.

Чтобы отразить современные уточненные представления об этом, биологи недавно «нарисовали» новое, более сложное эволюционное древо, в котором вместо царств главную роль играют супергруппы, а животные (включая людей) оказываются ближе к одноклеточным хоанофлагеллятам, чем к другим многоклеточным организмам. ...


мы узнали, что привычное и так, казалось бы, логично разветвленное дерево эволюции, которое мы все изучали в школе, благодаря современной генетике уже потеряло актуальность. На смену ему идет густой куст, где ветви объединены порой по контринтуитивным, на первый взгляд, основаниям. Например, представители бывших царств животных и грибов, а также ряд одноклеточных организмов объединены теперь в одной супергруппе «опистоконтов». Какая у людей интересная теперь компания, не правда ли?

От царств к супергруппам

Новая схема, построенная на основе актуальных генетических данных, была представлена в сентябре 2012 г. в журнале Journal of Eukaryotic Microbiology. Ее авторами выступили канадские биологи Сина Адл (Sina Adl) из университета Саскачевана, Аластер Симпсон (Alastair G. B. Simpson) из университета Далхаузи и свыше 20 их коллег из университетов различных стран мира, включая СПбГУ (его в списке авторов представлял Алексей Смирнов с кафедры зоологии беспозвоночных).

Одного взгляда на эту схему достаточно, чтобы понять: одна радикально отличается от устаревшего «древа» Уиттекера. Вместо трех мощных ветвей многоклеточных организмов — царств растений, животных и грибов — «растущих» из общего «ствола» одноклеточных, мы видим семь-восемь (их точное количество пока уточняется) ветвей поменьше, которые ученые назвали «супергруппами».

Такое название было выбрано не случайно. Во-первых, оно звучит нейтральнее, чем «царства», на которые биологи прошлого, как мы уже поняли, делили живых существ во многом по формальным, неглубоким признакам. («У Аластера аллергия на царства», — сказал об одном из главных авторов новой классификации его коллега по университету.) А, во-вторых, здесь есть одна общая черта с музыкальными «супергруппами», которые собирают рокеры калибра Пола Маккартни и Вячеслава Бутусова, из своих не менее мастеровитых коллег. А именно — пестрота состава.

Все смешалось…

В самом деле, например, в супергруппу опистоконтов (лат. Opisthokontа, что означает «заднежгутиковые») вошли в полном составе не только бывшие царства грибов и животных — то есть, в том числе, и мы с вами — но и некоторые одноклеточные организмы, например, паразит ихтиоспорея. Бывшее царство растений стало супергруппой архепластиды (Archaeplastida), вместе с красными и зелеными водорослями. Но при этом бурые водоросли ламинарии относятся у другой супергруппе страменопилы (Stramenopiles), в которую также входят одноклеточные диатомовые водоросли. Амеб выделили в специальную супергруппу Amoebozoa.

На первый взгляд все это выглядит как полная мешанина, однако именно таких ближайших родственников живым организмам подбирает не только исследование их ДНК, но и другие виды глубокого анализа, например, биохимические. Например, упомянутую выше супергруппу страменопилы объединяет пигмент хлорофилл C, который содержится в их хлоропластах, но не содержится в хлоропластах других растений. По-видимому, одноклеточный предок старменопил когда-то проглотил другое одноклеточное существо, получавшее энергию методом фотосинтеза именно с помощью этого пигмента и, вместо того, чтобы переварить его, поставил себе на службу. (В общем, произошла та же история, что и с митохондриями, о которых мы рассказывали в первой части статьи.)

От того же общего предка, по-видимому, происходят еще две супергруппы, которые на первый взгляд трудно заподозрить в родстве с страменопилами — имеющие разнообразную форму одноклеточные альвеоляты (Alveolates) и ризарии (Rhizaria). Вместе их объединяют в одну интегральную супергруппу SAR (т.е. Stramenopiles, Alveolates, Rhizaria). Интересно, что далеко не все из этих организмов вообще ведут растительный образ жизни. Так, к альвеолятам относятся, в частности, малярийные плазмодии, у которого, как показали новейшие исследования, тоже когда-то были хлоропласты! Почему эти одноклеточные организмы утратили их и вместо фотосинтеза занялись паразитизмом, став возбудителями тяжелой болезни — пока непонятно.



Что будет дальше?

Число и точный состав супергрупп пока не определены окончательно: для этого потребуется долгий труд множества научных коллективов, и привлечение новых методов анализа. В частности, разработанного недавно способ расшифровки ДНК организма по одной-единственной его клетке, который журнал Nature Methods в 2013 г. назвал «методом года». Он поможет исследовать геном одноклеточных организмов, включая бактерии, что до сих пор представляло большую трудность.

Построение и уточнение новой схемы эволюционного древа имеет огромное значение для науки. Ведь нередко ученые, исследуя свойства какого-либо вида, рода или другого таксона (систематической группы) живых организмов, экстраполируют их также и на его «родственников». А значит, точное понимание того, кто с кем на самом деле состоит в родстве очень важно.

К тому же, теперь, возможно, удастся пролить свет на некоторые общие вопросы, которые мучают ученых уже давно. Например, о расточительности полового размножения, когда потомство вынашивает только один из двух партнеров, что сразу снижает эффективность в два раза. В новом эволюционном древе одноклеточные организмы тесно перемешаны с многоклеточными, что, возможно, дает ключ к разгадке. Ведь у одноклеточных секс не всегда означает размножение, а размножение — секс. С одной стороны, два одноклеточных организма могут просто обменяться генами и разойтись, не породив никакого потомства. С другой, они могут размножаться и бесполым путем, когда одна клетка просто делится или почкуется.

Ясно одно: живая природа оказывается гораздо более сложной и интересной, чем считалось, и впереди у биологов всего мира много увлекательной работы. Будем надеяться, что усилия, прилагаемые, чтобы разобраться в том, «как оно все на самом деле устроено», доставит нам и академическое удовольствие, и практическую пользу.
...

В догонку -

Аккуратное древо эволюции оказалось густым кустом


Схема эволюции видов живых существ представляет собой скорее не дерево, где все ветки расходятся в строго разных направлениях, а куст, где они случайно переплетаются друг с другом. К такому выводу пришли генетики из университета Уппсалы (Швеция), ...

[Consta]

Что общего между биологией, антропологией и лингвистикой? Эволюционные механизмы...

Языки, как и гены, родом из Африки


Известно, что генетическое и морфологическое разнообразие людей снижается по мере удаления от Африки. Это указывает на африканское происхождение современного человечества. Теперь такая же закономерность обнаружена в фонетике: чем дальше от Африки, тем ниже разнообразие фонем в языках. По-видимому, это означает, что современные человеческие языки, как и генофонд, имеют в основном африканское происхождение.



1. Эффект основателя.

Когда популяция расширяет свой ареал, в новые области мигрируют не все особи из обжитых районов, а только их часть — как правило, небольшая. Генофонд мигрантов представляет собой маленькую случайную выборку из исходного генофонда популяции. Поэтому в новые области попадает лишь часть генетических вариантов (аллелей), встречающихся в исходном ареале. Освоившись в новом районе, потомки переселенцев могут размножиться и даже превзойти по численности население «исторической родины», но их генетическое разнообразие всё равно останется пониженным, а частоты аллелей будут отличаться от тех, что характерны для предкового ареала. Это явление называют «эффектом основателя»). Его следствие — закономерное снижение генетического разнообразия особей по мере удаления от центра расселения. Чем меньше группы мигрантов, отправляющихся обживать новые территории, тем сильнее «эффект основателя».

2. Разнообразие людей убывает по мере удаления от Африки.

Расселение Homo sapiens из африканской прародины, начавшееся, вероятно, свыше 100 тысяч лет назад (см.: Найдено новое подтверждение раннего выхода сапиенсов из Африки «южным путем», «Элементы», 02.02.2011), сопровождалось множеством «бутылочных горлышек численности». Иными словами, заселять новые земли часто отправлялись небольшие группы людей, которые потом, на новом месте, быстро увеличивали свою численность. Это подтверждается тем, что по мере удаления от Африки генетическое и морфологическое разнообразие людей достоверно снижается (см.: Расселяясь из Африки, наши предки теряли гены и становились более похожими, «Элементы», 09.08.2007).

Генофонд внеафриканского человечества, помимо генов вышедших из Африки сапиенсов, содержит небольшую примесь генов неандертальцев и других древних обитателей Евразии (см.: Прочтен ядерный геном человека из Денисовой пещеры, «Элементы», 23.12.2010). Однако эти примеси слишком малы, чтобы повлиять на общую картину закономерного убывания генетического разнообразия людей по мере удаления от африканской прародины — картину, сформировавшуюся благодаря многократному последовательному действию «эффекта основателя» (serial founder effect).

3. Эффект основателя и фонетическое разнообразие языков.

Психолог и антрополог Квентин Аткинсон (Quentin D. Atkinson) из Оклендского университета (Новая Зеландия) показал, что в фонетике человеческих языков прослеживается та же закономерность, что и в распределении генетического и морфологического разнообразия: чем дальше от Африки, тем ниже (в среднем) разнообразие фонем в языках народов мира.

Сама идея поиска такой закономерности основана на предположении, что «эффект основателя» может влиять на фонетическое разнообразие примерно так же, как и на генетическое. Это предположение на первый взгляд кажется сомнительным. Отправляясь небольшими группами заселять неведомые земли, люди приносят в новый район лишь небольшую случайную выборку из генофонда исходной популяции. Понятно, что это неизбежно ведет к потере части исходного генетического разнообразия. Но почему они должны при этом терять еще и фонемы? Ведь переселенцы, очевидно, говорят исходно на том же языке и пользуются тем же набором фонем, что и те, кто остался дома.

Основой для данного предположения является обнаруженная лингвистами слабая, но достоверная отрицательная корреляция между фонетическим репертуаром языка и числом говорящих на нём. Чем меньше у языка носителей, тем в среднем меньше в этом языке фонем. Это, конечно, не строгое правило: есть множество малых языков с богатым фонетическим репертуаром и наоборот. Но при рассмотрении больших выборок языков (или языковых семей) данная закономерность прослеживается вполне четко.

По-видимому, сокращение численности популяции (в том числе временное — «бутылочное горлышко», возникающее при заселении новой территории) действительно может способствовать обеднению фонетического репертуара. В языках постоянно (хотя и медленно) идут процессы утраты («забывания») фонем и приобретения новых. Снижение численности популяции, по-видимому, ведет к ускоренному забыванию фонем — точно так же, как оно ведет к забыванию полезных знаний и утрате культурных достижений (см.: Обмен технологиями и высокая плотность населения поддерживают культурный уровень, «Элементы», 09.06.2009). Но забытые знания будут восстанавливаться, если численность колонистов вырастет, потому что знания нужны людям для выживания. Фонетическое разнообразие, напротив, не имеет существенного приспособительного значения: язык с пятью гласными не менее удобен и понятен, чем язык с 14 гласными. Поэтому можно предположить, что бутылочные горлышки численности, которыми сопровождалось всесветное расселение наших африканских предков, могли оставить свой след в географическом распределении фонетического разнообразия.

4. Фонетическое разнообразие убывает по мере удаления от Африки.

Аткинсон использовал данные по 504 языкам из открытой базы данных «The World Atlas of Language Structures». В этой базе для каждого языка указано разнообразие гласных, согласных и тонов. При подсчете точного числа фонем в языке часто возникают трудности: не всегда можно однозначно определить, являются ли два похожих звука разными фонемами или вариациями одной и той же. Поэтому в базе данных указано не точное, а приблизительное число фонем: например, гласных в языке может быть «мало» (2–4), «среднее количество» (5–6) или «много» (7–14); система тонов может отсутствовать, быть «простой» или «сложной»; для количества согласных используется 5 градаций.

Аткинсон применил к этим данным сложные статистические методы, основанные на Байесовском анализе (см.: Bayesian information criterion). На первом этапе была поставлена следующая задача. Предположим, что у современных языков имеется единый центр происхождения, по мере удаления от которого среднее число фонем в языках снижается из-за эффекта основателя. Где в таком случае находится этот центр?



Ответ получился вполне однозначный: если такой центр существует, он может находиться только в Африке. Если использовать данные по индивидуальным языкам, центр происхождения языков оказывается в Южной и Центральной Африке. Если использовать усредненные данные по языковым семьям, его локализация становится менее определенной и «распространяется» на весь Африканский континент.

Результат оказался статистически значимым и устойчивым к разнообразным поправкам (в том числе — к поправке на численность носителей языков). Среднее фонетическое разнообразие языков (и языковых семей) достоверно снижается по мере удаления от Африки — и только от нее. Расстоянием от Африки (без поправки на численность) объясняется 30% вариабельности языков по фонетическому богатству (с поправкой — 19%, что тоже немало).


Если разместить гипотетический центр происхождения языков в любой точке за пределами Африки, то тенденция к снижению фонетического разнообразия по мере удаления от этого «центра» либо не выявляется вовсе, либо оказывается статистически не достоверной. Не получила статистической поддержки и гипотеза о существовании двух независимых центров происхождения языков.

5. Что всё это значит?

К интерпретации полученных результатов следует подходить с осторожностью, как и в случае с «митохондриальной Евой» и «Y-хромосомным Адамом» (которые были последними общими предками всех современных людей, соответственно, по прямой материнской и прямой отцовской линии, но одновременно с ними жили тысячи других людей, которые тоже являются нашими предками). Прежде всего нужно сказать, чего результаты Аткинсона точно не означают. Они не означают, что язык появился единожды где-то в Африке и все человеческие языки происходят от этого некогда единственного праязыка. Они также не означают, что неандертальцы и другие древние обитатели Евразии были напрочь лишены дара речи.

Полученные Аткинсоном данные позволяют предположить, что генеалогия наших языков в общих чертах сходна с генеалогией наших генов. Сапиенсы, вышедшие из Африки, несомненно, уже умели говорить (в этом практически никто сегодня не сомневается). На территории Африки к тому времени наверняка уже существовало множество языков. Потомки некоторых из них дожили до наших дней, другие исчезли. Неизвестно, говорили ли выходцы из Африки только на одном языке или на нескольких. Расселяясь по Евразии, сапиенсы в основном вытесняли местное население (неандертальцев, денисовцев), но изредка всё же скрещивались с ними, поэтому в генофонде современного человечества есть неандертальские и денисовские примеси. Не исключено, что нечто подобное происходило и с языками. Результаты Аткинсона, по-видимому, говорят о том, что современные внеафриканские языки по большей части происходят от тех языков, на которых говорили мигрировавшие из Африки сапиенсы. Но имеющиеся данные слишком туманны, чтобы оценить вероятность участия тех или иных второстепенных, дополнительных источников в становлении внеафриканских языков.

Источник: Quentin D. Atkinson. Phonemic Diversity Supports a Serial Founder Effect Model of Language Expansion from Africa // Science. 2011. V. 332. P. 346–349.

Александр Марков


Подробный комментарий лингвиста, старшего научного сотрудника Института востоковедения РАН, к. ф. н. Светланы Бурлак читайте на сайте «Антропогенез».

[Consta]

Надземное

798. <...>
Знание есть неотъемлемое право человека. Свобода познания есть участие в эволюции. Каждый препятствующий свободе познания есть враг эволюции. Нужно понять, насколько сокровище познания необходимо для Надземного Мира. Оно, как неугасимый свет, ведет путников надземного хождения.

Мыслитель утверждал: «Пусть каждое земное преодоление будет лучшим входом в Мир Надземный».

[Consta]

[b]Биолог Жанна Резникова об интеллекте животных и наблюдении за выражением их эмоций[/B]

В своей книге «Размышления о первой философии» (1641) Рене Декарт рассматривал животных как живые машины, которые «не ощущают ни удовольствия, ни боли, ни вообще ничего». Но уже в XVIII веке Вольтер настаивал на том, что животные способны чувствовать, любить, привязываться и что относиться к ним как к живым машинам — безнравственно. В 1872 году Чарльз Дарвин опубликовал книгу «О выражении эмоций у человека и животных», в которой подробно проанализировал чувства и средства их выражения у многих видов птиц и млекопитающих. Сопоставив эмоции животных с человеческими, основоположник теории эволюции нашел многие выражения эмоций универсальными.
В наше время исследователи обладают обширными знаниями об эмоциональной жизни животных и об интеллекте многих из них. Оказалось, что способности животных к сопереживанию, политическим играм в сообществе и даже к самосознанию поддаются экспериментальному изучению. В экспериментах участвуют представители самых разных видов: врановые птицы, дельфины, волки, слоны и, конечно, приматы. Об этом можно почитать в моей книге «Интеллект и язык животных и человека».

Есть множество ярких примеров экспериментальных исследований, которые привели к принципиально новым знаниям об эмоциях и уме животных. В 60-х годах XX века Алан и Беатрис Гарднеры впервые обучили шимпанзе жестовому языку глухих людей и вступили с ними в прямой диалог. Выяснилось, что обезьяны могут шутить, обманывать и ругаться на «человеческом» языке. С тех пор выросло целое поколение «говорящих обезьян», которыми продолжают заниматься десятки исследователей. В 2016 году отпраздновали 45-летний день рождения знаменитой гориллы Коко, которая с начала 1970-х годов успешно изучала язык жестов. Она понимает более 1000 слов английского языка и очень многому успела научить своих воспитателей. Горилла выражает чувства не только к людям: после гибели своего любимого котенка Коко очень горевала и сумела выразить свою печаль языком жестов.

Конечно, современные знания о способности животных к довольно глубоким эмоциям не ограничиваются обезьянами. Продолжая рассказ о проекте обучения животных языкам-посредникам, нельзя не упомянуть ставшего всемирно известным серого жако Алекса, которого не стало в 2007 году. Поскольку попугаи могут произносить слова, для Алекса языком-посредником стал английский. Обычно, описывая достигнутые им результаты, обращают внимание на его интеллектуальные достижения. Алекс, например, отвечал на вопросы: «Сколько здесь предметов?» — «Четыре». — «А сколько из них красных?» — «Один». — «А сколько деревянных?» — «Нисколько». Однако не меньшее удивление вызывает выражение эмоций у Алекса: «прости, я больше не буду», «будь хорошей», «не уходи», «скучаю» — слова, которые попугай часто обращал к своей воспитательнице, известному этологу Айрин Пепперберг, к которой был чрезвычайно привязан.

Не только эксперименты, но и наблюдения за естественной жизнью животных в природе дают богатейший материал об их способности испытывать разнообразные эмоции, включая любовь и привязанность. Об этом ярко пишет и рассказывает известный этолог и углубленный исследователь поведения волков Ясон Бадридзе, который сумел внедриться в волчьи стаи и знает о жизни этих зверей именно от самих волков.

Среди множества серьезных книг на тему чувств животных можно назвать книгу известного американского профессора Марка Бекоффа “Emotional Lives of Animals” (2008 ). В 2000 году Марк вместе с Джейн Гудолл положили начало всемирной организации «Этологи за этичное отношение к животным». Устав этой организации основан на научных представлениях об эмоциональной жизни животных.

[Consta]

"Эзотерическая Философия, так же, как и наука, не допускает «начертания» или «особого творения». Она отвергает всякую претензию на «чудесность» и не допускает ничего вне однообразных и непреложных законов Природы."

Тайная Доктрина, Антропогенезис, отдел V