Государство и культура

[Владимир Чернявский]

О диссертации министра Мединского и не только о ней:

Каким на самом деле должен быть памятник Ивану Грозному в XXI веке

Место литературы в общественном сознании занимает история. Этот вызов времени почувствовали и литератор Акунин, и государственный деятель Мединский, и каждый ответил на него. Почувствовали ли его академические историки?

В субботу, 1 октября, министр культуры России Владимир Мединский в Государственном историческом музее прочел открытую лекцию на тему «Иван IV в сказаниях иностранцев XVI–XVII веков: утверждение стереотипов».
По словам Мединского, лекция основана на части текста его докторской диссертации.
На одном из первых слайдов лектор демонстрирует знаменитую картину Ильи Репина и задает аудитории вопрос о том, как она называется.
Одинокая реплика «Иван Грозный и его сын Иван» тонет в хоре, отвечающем: «Иван Грозный убивае своего сына». Необходимый эффект достигнут – на таком простом примере мы видим, насколько распространены негативные стереотипы в отношении знаменитого царя.
Суть выступления сводилась к тому, что актуальные и по сей день представления о России как о стране рабов и тиранов, требующей освобождения путем иностранной интервенции, сложилось в сочинениях иностранцев о правлении Ивана Грозного, пик публикации которых пришелся на ту эпоху, когда наша страна переживала Смуту, сопровождавшуюся иноземными интервенциями.
По окончании выступления последовали традиционные вопросы, на которые лектор с явным удовольствием давал развернутые ответы, и все уже было приготовились расходиться, когда из зала раздалось:
«4 октября в Екатеринбурге состоится заседание диссертационного совета при Уральском федеральном университете, на котором будет рассмотрен вопрос о лишении вас степени доктора исторических наук. Как вы к этому относитесь?»
По первой реакции Мединского было видно, что вопрос вряд ли был срежиссирован заранее. Впрочем, он не растерялся и ответил, что никакой проблемы в этом не видит, ученая степень для него не самоцель, а в целом он уверен в своей диссертации и не боится критики.
Вопрос этот расставил все на свои места – лекция стала своеобразным ответом критикам Мединского накануне рассмотрения специально назначенным ученым советом его докторской диссертации, защищенной еще в 2011 году. Заметный интерес к мероприятию (вместительный зал был полон, присутствовала пресса) был явно подогрет скандалом.

***

Даже в оценке выбора места повторного обсуждения диссертации Мединского мнения наблюдателей разошлись.
Одни считают, что скандальное заседание убирают подальше с глаз федеральной прессы и интересующейся публики, другие полагают, что в известном своим либерализмом Екатеринбурге давление властной вертикали на ученых менее ощутимо, чем в Москве.
Публике, засевшей в противоположных политических окопах, конфликт видится следующим образом.
Либералы думают, что очередной чиновник купил себе диссертацию и соответствующую «корочку», а поскольку уровень подобных коммерческих «исследований» традиционно невысок, то еще и запятнал себя плагиатом – т. е. «некорректными заимствованиями» – из трудов настоящих ученых.
Патриоты же полагают, что на диссертацию Мединского ополчилась либеральная общественность, которую «корежит» от того, что на пост министра культуры в кои то веки назначен русский патриот.
Как вы, наверное, уже догадались, неправы и те и другие.

Процитирую здесь одного из инициаторов лишения Мединского степени, доктора философии Ивана Бабицкого:
«Мы констатируем, что работа Мединского с вероятностью 99,95% написана им самим».
Это важная деталь, которая задает нам весь ракурс рассмотрения проблемы.
Она позволяет понять истинные мотивы, которые побудили Мединского к написанию своего труда – это не получение ученой степени любой ценой, т. е. решение сугубо личных задач, а действительно живой, я бы даже сказал – азартный, интерес к заявленной теме.
Этот интерес невозможно не заметить. Во время субботней лекции Мединский стремился показать аудитории, что тексты и события эпохи раннего модерна – это не «преданья старины глубокой», для чего все время переносился в современность.
К месту упоминались вторжения Запада на Ближний Восток, сбитый в небе над Донбассом авиалайнер и другие актуальные темы наших дней.
Поверьте, мне доводилось видеть лекции, читаемые чиновниками, политиками или даже научными работниками по формальной необходимости и разнарядке – выступление министра культуры походило на них менее всего.
Эта оговорка специально адресована тем, кто с историей конфликта знаком поверхностно, поскольку сами инициаторы и сторонники лишения Мединского звания доктора исторических наук на сегодняшний день сосредоточили свою критику совершенно на другом.

***

Претензии к диссертации Мединского распадаются на три основных группы. Во-первых, это претензии фактологического характера, вопросы к общей научной эрудиции автора и адекватности тех или иных используемых им формулировок.
Мне бы не хотелось участвовать в обсуждении того, является ли Пикколомини итальянским или немецким гуманистом (я бы вполне удовлетворился определением «римский» – так были бы и имперские волки сыты, и папские овцы целы).
Или, например, спорить о том, могли ли московские воины бегать или им полагалось скакать (тем более что, как показал один из критиков работы Мединского, в первоисточнике они не делают ни того ни другого).
Вторая порция критики касается чрезвычайно важных при защитах диссертаций формальных вопросов (иногда может показаться, что некоторые советы вообще интересуются только ими).
На мой взгляд, самым наглядным примером замечаний этого рода является действительно не самое удачное название работы, не соответствующее ее содержанию.
Однако вина за этот, а равно и большинство других аналогичных недостатков, лежит целиком и полностью на научном консультанте Мединского, секретаре диссертационного совета, в котором он защищался, на его официальных оппонентах и рецензентах, да и на членах совета в целом.
Как весь этот внешне могучий научный квалификационный механизм мог настолько откровенно наплевательски отнестись к доверенной им рукописи не последнего в стране человека, я, честно говоря, объяснить не могу.
Вот уж где бы стоило ставить вопросы о научной компетентности и служебном соответствии.
Люди, которые надоумили Мединского трансформировать его историческую публицистику в диссертацию, крепко подставили его, не ударив пальцем о палец для того, чтобы придать тексту необходимые формальные признаки.
Именно на этой стороне дела вполне оправданно сделан акцент в направленном в Министерство образования и науки заявлении за подписью д.и.н. В. Н. Козлякова, д.и.н. К. Ю. Ерусалимского и PhD И. Ф. Бабицкого.
Честно говоря, лично мне текст этого заявления показался не лучшим образом структурированным, а сама аргументация не всегда удачной, однако это лишь моя собственная весьма субъективная оценка.
Во вступлении к субботней лекции сам Владимир Мединский сказал, что его попросили сделать ее как можно более научной, но он, тем не менее, пообещал не перегружать аудиторию. Именно сомнения в степени научности диссертации министра и составляют третий блок обвинений в адрес его работы.
И здесь уже не отделаться ссылками на глубоко презираемое мною заукраинство или ложно понятый либерализм оппонентов.
Для начала несколько цитат.
«В статье автор поднимает проблему объективной оценки личности первого русского царя, Ивана Грозного, и его деятельности.
Автор показывает, что в отечественной и зарубежной историографии, а вслед за нею и в общественном мнении сложились устойчивые представления об Иване IV как эталонном тиране и бездарном правителе, который, удалив от себя мудрых советников и помощников, своими действиями разрушил все благие начинания начала своего правления и привел Россию к глубочайшему кризису.
По мнению автора, такая оценка деятельности Ивана Грозного, с одной стороны, однобока и не учитывает специфических условий, в которых пришлось действовать Ивану, а с другой стороны, изначально политизирована и идеологизирована, будучи созданной и последовательно развиваемой в условиях острой политической борьбы, характерной для России XIX в.
Между тем, как доказывает автор, комплексный подход к внутренней и внешней политике Ивана IV и его «правительства» с учетом сложных условий, в которых им приходилось действовать, позволяет утверждать, что гиперкритический взгляд на деятельность первого русского царя серьезно искажает историческую действительность».
Нет, это не отзыв на работы Владимира Мединского, это аннотация к статье доктора исторических наук, специалиста по эпохе Ивана Грозного, профессора Белгородского университета В. В. Пенского.
А вот что этот исследователь пишет о роли, которую сыграло сочинение имперского дипломата Герберштейна, которого Мединский столь неакадемично величает «фальсификатором».
«И случайно ли, что именно в это время (в разгар Казанской войны – А. В.) появляются на свет моментально ставшие бестселлером «Записки о Московии» имперского дипломата С. Герберштейна, неоднократно бывавшего в России при Василии III и заложившего основы «черной легенды» о Московии как «стране рабов, стране господ» под властью тирана?»
Надеюсь, из этих фрагментов можно составить мнение и о взглядах такого авторитетного специалиста, как В. В. Пенской, на эпоху Ивана Грозного и на оценку русской государственности в целом.
А теперь еще одна цитата:
«...исполнение замысла о «всестороннем исследовании всего комплекса сочинений иностранцев о русском государстве XVI–XVII вв.» я считаю явно неудовлетворительным.
Автор имеет очень слабое представление о методике работы с источниками, и уже одно это обстоятельство обесценивает сделанные им выводы как построенные на весьма шатком основании, не говоря уже обо всем остальном».
Это уже из отзыва В. Пенского на диссертацию В. Мединского. Как видим, дело здесь вовсе не в идеологизированном неприятии позиции министра. Проблема в другом.
Еще более резко она обозначена в отзыве другого известного специалиста по русской истории раннего модерна к.и.н. Алексея Лобина:
«Мединский оценивает источник с позиций собственных представлений об эпохе и выдает свои субъективные оценки за объективизм.
То есть вместо анализа текстов сочинений XV–XVII вв., их списков и изданий, выявления текстуальных заимствований, источников информации, политических воззрений авторов, идеологических составляющих и т. д. диссертант с дилетантской легкостью рассуждает о том, что записки такого-то путешественника «не несут негативной окраски» по отношению к России, а у этого сплошной негатив, тот врет, а этот преувеличивает.
Такой подход представляет собой яркое свидетельство наивных представлений Мединского о критике исторического источника».
Как вы видите, и здесь нет никакой политизации в оценках работы Мединского. Главная претензия профессиональных историков к министру заключается в его непрофессионализме как исследователя.
Ученый может ошибаться, но ошибаться он должен «правильно», соблюдая при этом все методические процедуры исследования. Точно так же и достоверные результаты исследования могут иметь научное значение только при условии, что получены они с соблюдением этих процедур.
Обывателю такая формулировка может показаться абсурдной, но дело обстоит именно так, и именно поэтому научное знание, не доступное каждому, имеет столь высокую цену.
Впрочем, помимо метода у научного знания есть второй немаловажный признак.
Знаменитый питерский археолог, теоретик и историк науки (известный, между прочим, своими весьма либеральными взглядами) Л. С. Клейн в первом томе своей «Истории археологической мысли» говорит о том, что у науки два основных признака: «научная задача (проблема) и научный подход (метод)».
И если к оценкам научности подхода Мединского мне нечего добавить, то вот о научной задаче, которую он перед собой ставит, мне хотелось бы порассуждать.
***
Существует ли поставленная Мединским проблема?
Который день весь русскоязычный интернет обсуждает новый клип Робби Уильямса – выходца из самого евроскептичного английского городка, спевшего о вызывающей роскоши российских олигархов. Party like a Russian – призывает Уильямс, на фоне роскошной библиотеки поглощая гречку в окружении балерин, марширующих под бой барабанов.
Как говорится – «художник так видит», но вот в выяснениях, как именно «так», ломаются копья в русском «Фейсбуке».
Писатель Захар Прилепин считает, что взгляд этот не в пользу русских и все уильямсовские балерины и барабаны стоят в том же ряду что и «Распутин, «Русью пахнет», медведь, балалайка, Солженицын, олигарх вот еще добавился». «Тьфу», – резюмирует литератор.
Разнорабочий Егор Просвирнин, напротив, видит, что у автора клипа с русскими ассоциируются: «Танец рыцарей» Прокофьева, балет, дворец, регулярный французский парк, стилизация под мундиры XIX века».
Кто из них более объективен в оценке?
Кто-то скажет, что и та и другая незаслуженно пытались закрепиться в той нише, где у других европейских народов по праву располагается публичная политика. Может, это и так, но само по себе это не говорит о том, стоит ли нам такое положение вещей менять. А потому примем его как данность.
Этот вызов времени, каждый по-своему, почувствовали и литератор Акунин, и государственный деятель Мединский, и каждый по-своему ответил на него. И не случайно министр в своей лекции дважды назвал именно Акунина как потенциального оппонента.
Почувствовали ли его академические историки? Однозначного ответа у меня нет.
Зато я знаю, что должно произойти, чтобы мы могли наверняка дать на этот вопрос положительный ответ.
Именно государство должно всеми доступными ему средствами продемонстрировать историкам их нужность, общественную значимость их труда и уважение к их компетенции.
В ХХІ веке памятником Ивану Грозному от потомков должен стать не бронзовый монумент, и уж конечно, не заточенный деревянный столб, а выполненная на современном научном уровне, с соответствующими комментариями, доступная онлайн публикация всего корпуса письменных источников по эпохе его правления.
И если на пьедестале такого нерукотворного памятника наряду с именами ученых будет высечено имя государственного мужа, администратора, который сумеет инициировать и обеспечить всем необходимым процесс создания такого труда, уверяю вас, никто из разумных людей, каких бы политических взглядов они ни придерживались, не стал бы против этого возражать.

Источник