Любимые стихи

[Восток]

Николай Заболоцкий

НЕКРАСИВАЯ ДЕВОЧКА

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

[Восток]

Николай Заболоцкий

БОЛЕРО

Итак, Равель, танцуем болеро!
Для тех, кто музыку не сменит на перо,
Есть в этом мире праздник изначальный -
Напев волынки скудный и печальный
И эта пляска медленных крестьян...
Испания! Я вновь тобою пьян!
Цветок мечты возвышенной взлелеяв,
Опять твой образ предо мной горит
За отдаленной гранью Пиренеев!
Увы, замолк истерзанный Мадрид,
Весь в отголосках пролетевшей бруи,
И нету с ним Долорес Ибаррури!
Но жив народ, и песнь его жива.
Танцуй, Равель, свой исполинский танец,
Танцуй, Равель! Не унывай, испанец!
Вращай, История, литые жернова,
Будь мельничихой в грозный час прибоя!
О, болеро, священный танец боя!

[Восток]

Николай Заболоцкий



Во многом знании — немалая печаль,
Так говорил творец Экклезиаста.
Я вовсе не мудрец, но почему так часто
Мне жаль весь мир и человека жаль?

Природа хочет жить, и потому она
Милльоны зерен скармливает птицам,
Но из миллиона птиц к светилам и зарницам
Едва ли вырывается одна.

Вселенная шумит и просит красоты,
Кричат моря, обрызганные пеной,
Но на холмах земли, на кладбищах вселенной
Лишь избранные светятся цветы.

Я разве только я? Я — только краткий миг
Чужих существований. Боже правый,
Зачем ты создал мир, и милый и кровавый,
И дал мне ум, чтоб я его постиг!

[Amarilis]

Сообщение от Восток

Николай Заболоцкий

НЕКРАСИВАЯ ДЕВОЧКА

Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Двум мальчуганам, сверстникам её,
Отцы купили по велосипеду.
Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
Гоняют по двору, забывши про неё,
Она ж за ними бегает по следу.
Чужая радость так же, как своя,
Томит её и вон из сердца рвётся,
И девочка ликует и смеётся,
Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого
Ещё не знает это существо.
Ей всё на свете так безмерно ново,
Так живо всё, что для иных мертво!
И не хочу я думать, наблюдая,
Что будет день, когда она, рыдая,
Увидит с ужасом, что посреди подруг
Она всего лишь бедная дурнушка!
Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
Сломать его едва ли можно вдруг!
Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?

Замечательный стих, Восток! А вы читали Фарида, как он сумел в поэзии передать переполняющее его чувство божественной любви?

[Восток]

Сообщение от Amarilis

Замечательный стих, Восток! А вы читали Фарида, как он сумел в поэзии передать переполняющее его чувство божественной любви?

Может быть и читал - плохо авторов запоминаю. А сейчас вообще и авторов и многое даже из прочитанного заново для себя открываю. Тогда - это звучало так, а сейчас - столько новых красок, нюансов смысла бывает окрывается даже странно - как это не заметил.
Так что закидывайте!

[Восток]

ИБН АЛ-ФАРИД (1181–1234), арабский суфийский поэт. Родился в 1181 в Каире, в благочестивой семье, заботившейся о богословском образовании сына, обучавшемуся шафиитскому (шафииты – сторонники одной из четырех религиозно-правовых школ, придерживающихся умеренных, компромиссных взглядов) праву – шариату. Позже обратился к суфизму и несколько лет провел в уединении на горе Мокаттам (под Каиром), занимаясь аскезой и предаваясь размышлениям. После смерти отца, при котором он находился некоторое время, прервав отшельничество, Ибн ал-Фарид вернулся к аскетической жизни и странствиям в поисках истины. Около пятнадцати лет провел в Мекке. В Каир возвратился с почетом, как ревностный служитель религии. Читал проповеди в ал-Азхаре, соборной мечети Каира, которые часто посещал султан ал-Камиль. Умер Ибн ал-Фарид в Каире в 1234. Был похоронен у подножья горы Мокаттам в «долине немощных».
Тонкий, впечатлительный человек, не отступавший от канонов аскезы, Ибн ал-Фарид стремился достичь состояния единения с Богом («вахда»). Для обретения такого состояния суфии ограждают себя от мира, умерщвляют плоть, предаются «зикру», т.е. повторению определенных формул, слов, сопровождаемому иногда музыкой, танцами. Этот ритуал помогает пройти путь («тарикат») к конечному состоянию «фана», в котором к суфию приходит откровение («кашф») и его взор озаряется видением Истины. Совершается любовное соитие любящего с Возлюбленной, с Богом. Тема страстной любви, в которой любящий теряет свое «я», пронизывает всю поэзию Ибн ал-Фарида.

Наиболее известными циклами стихов, выражающих мистические искания Ибн ал-Фарида, являются Винная касыда и Путь праведника (или Большая таийа). Винная касыда представляет собой гимн вину, погружающему человека в состояние отрешенности от мирских дум и забот и близком к «фана». Поэтому вино, виночерпий и опьянение, виноградная лоза становятся поэтическими символами суфийского «пути». «Тело – наш виноградник, а дух в нас – вино», «Мне сказали, что пьют только грешники. Нет! Грешник тот, кто не пьет этот льющийся свет», «Мне открывает тайну опьяненье, закрытую для трезвого ума» (перевод З.Миркиной). В сочинении Путь праведника рисуются мучительные переживания, сопровождающие восхождение к Богу. Ибн ал-Фарид – один из немногих поэтов-суфиев, а может быть и единственный, кто смог так остро и точно выразить, что путь к Богу (как у Христа путь на Голгофу) идет через страдание, боль, муки, через отказ от покоя. «Что мне покой? Не любя и не веря, жить? – Свой покой я бросаю в пожар... Радость горенья, богатство потери!...», «Сладкая боль – бесконечность терпенья, тайная рана – богатство мое». Он пишет о «счастье муки», о священном и неистовом огне любви, в котором может сгореть возлюбленный (как мотылек, летящий на огонь свечи и сгорающий в нем, – еще один из суфийских образов), о любви, подобной смерти. И эта любовь, эти муки отрешения от своего «я» должны привести к единению с Богом, лицезрению Истины. «Я сам исчез, и только ты одна моим глазам, глядящим внутрь, видна. Так, полный кубок пригубя, себя забыв, я нахожу тебя».

Ибн ал-Фарид, страстно стремившийся к растворению в Боге, оставался мыслителем. Сознание оставалось для него барьером, препятствующим переходу за черту, где происходит полная утрата себя в объекте любви, подлинное единение любящего с Возлюбленной, но и реальная гибель, смерть. Сознание возвращало его к его «я». отрывало от Бога, разрушало единство: «Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты земного мира, – исчезаешь ты». И Бог-Возлюбленная бросает ему гневный упрек. «Но ты не входишь, ты стоишь вовне, не поселился, не живешь во мне. И мне в себя войти ты не даешь, и потому все эти клятвы – ложь. Как страстен ты, как ты велеречив, но ты – все ты. Ты есть еще, ты жив».

Было немало суфиев, которые переступали порог жизни и смерти, соединяясь таким образом с Богом, к которому были устремлены. Ибн ал-Фарид, подобно другим мыслителям, пережившим опыт мистического постижения Истины (ал-Газали, Ибн Араби, Ибн Сина), сохранял свое разумное «я» и попытался описать пережитое им состояние близости к Бытию, Единому, Богу. Это переживание помогло ему выработать особое, свойственное суфиям, отношение к миру, понимание себя как личности, понимание веры как веры личной, обретенной в мучительных поисках, а не готовой, предложенной богословами. Эту веру Ибн ал-Фарид готов был отстаивать, отвечая за нее только перед Богом. «И пусть меня отторгнет целый свет! – Его сужденье – суета сует. Тебе открыт, тебя лишь слышу я, и только ты – строжайший мой судья». Глубина переживаний, мысли, выраженные в поэмах Ибн ал-Фарида, эмоциональное напряжение, пронизывающее его стихи, определили их уникальность – они справедливо считаются шедеврами средневековой арабской поэзии.

[Дмитрий777]

Зинаида Гиппиус
СООБЩНИКИ

В. Брюсову

Ты думаешь, Голгофа миновала,
При Понтии Пилате пробил час,
И жизнь уже с тех пор не повторяла
Того, что быть могло — единый раз?

Иль ты забыл? Недавно мы с тобою
По площади бежали второпях,
К судилищу, где двое пред толпою
Стояли на высоких ступенях.

И спрашивал один, и сомневался,
Другой молчал,— как и в былые дни.
Ты все вперед, к ступеням порывался...
Кричали мы: распни Его, распни!

Шел в гору Он — ты помнишь? — без сандалий...
И ждал Его народ из ближних мест.
С Молчавшего мы там одежды сняли
И на веревках подняли на крест.

Ты, помню, был на лестнице, направо...
К ладони узкой я приставил гвоздь.
Ты стукнул молотком по шляпке ржавой,—
И вникло острие, не тронув кость.

Мы о хитоне спорили с тобою,
В сторонке сидя, у костра, вдвоем...
Не на тебя ль попала кровь с водою,
Когда ударил я Его копьем?

И не с тобою ли у двери гроба
Мы тело сторожили по ночам?
……………...............................
Вчера, и завтра, и до века, оба -
Мы повторяем казнь — Ему и нам.

1902

[aurora]

На грани.

Гонит ветер осенний листвы
Отзвеневшую медь...
Замолчала душа и не хочет
Ни плакать, ни петь.

Выход ищут слова, оставляя
На чистом листе, Свет...
Воскрешая из памяти отзвуки
Прожитых лет.

Перекрёстки миров открываются
С боем часов...
Слышишь ты голоса
И тревожные звуки шагов.

О бетонные стены домов
Разбивается твой крик...
От желанья уйти до желанья остаться
Лишь - миг.

Где предел, за которым
Всё можно понять и прозреть...
Жизнь бросала тебя
И слепая не трогала смерть.

Так захочется стать
В перекрестье лучей
В круге Света...
Чтобы высь подняла,
Закружила небес глубина.

Знай, будет плыть
За рассветом - рассвет
Сколько ещё будет...
Жив в тебе мир, которого нет?

Но - молчанье в ответ.
Лишь молчанье в ответ..
Молчанье в ответ.
Лишь молчанье....

Пушкина

[Восток]

Райнер Мария Рильке

отрывок...

«Добрый день, — крикнул он, когда я вернулся и его окно, как и прежде, было открыто в щедрую тихую осень. — Я давно вас не видал».

«Добрый день, Эвальд», — подошел я к это окну, как обычно делал, проходя мимо. — «Я уезжал».

— «А где вы были?» — нетерпеливо спросил он.

— «В России».

— «О, так далеко!» — Он откинулся назад и продолжал: — «Что эта за страна — Россия? Очень большая, не правда ли?»

— «Да, она большая, и, кроме того...»

— «Что, я глупо опросил?» — улыбнулся Эвальд и покраснел.

— «Нет, Эвальд, напротив. Когда вы спросили «что это за страна?», мне многое стало ясно. Например, с чем Россия граничит».

— «На востоке?» — перебил меня мой друг.

Я медлил.

— «Нет».

— «На севере?» — допытывался больной.

— «Видите ли, — пришло мне в голову, — людей испортило чтение карт. Там все плоско и ровно, и когда нанесены четыре стороны света, людям кажется, что все уже сделано. Но ведь страна — не атлас. В ней есть горы и низины. Она должна упираться во что-то вверху и внизу».

— «Гм... — задумался мой друг. — Вы правы. Но с чем же может граничить Россия с этих двух сторон?»

Вдруг больной стал совсем похож на мальчика.

— «Вы это знаете!», — вскричал я.

— «Может быть — с Богом?»

— «Да, — подтвердил я, — с Богом».

— «Так, — понимающе кивнул мой друг. Но потом им овладело некоторое сомнение. — Разве Бог — страна?»

— «Я думаю, нет, — возразил я, — но на примитивных языках часто различные вещи имеют одинаковые названия. Вероятно, есть страна, которая называется Бог, и тот, кто ею владеет, — тоже называется Богом. Простые народы часто не различают свою страну и своего царя, ведь оба велики и добры, страшны и велики».

— «Я понимаю, — медленно проговорил человек в окне. — И заметно в России это соседство?»

— «Оно заметно решительно во всем. Влияние Бога мощное. Сколько ни приносят вещей с Запада, все европейские вещи обращаются в камни, как только переходят границу. Есть среди них и драгоценные камни, но только для богатых, так называемых «образованных», тогда как оттуда, из иной страны, приходит хлеб, которым живет народ».

— «Так народ там живет в довольстве?»

Я колебался:

— «Нет, это не совсем так, ведь въезд из страны «Бог» затруднен по многим причинам... — старался я отвлечь его от этой мысли. — Но они переняли многие обычаи этого пространного соседства, например весь церемониал. О царе говорят почти как о Боге».

— «А разве там не говорят «Ваше величество?»

— «Нет, там обоих называют «батюшка».

— «И перед обоими преклоняют колени?»

— «Перед обоими повергаются ниц, касаясь лбом земли, плачут и взывают: «Я грешен, помилуй меня, батюшка». Немцы, которые видят это, говорят: недостойное раболепствие. Я думаю иначе. Что значит это преклонение? Оно означает: я благоговею. Немцы думают, что для этого достаточно обнажить голову. Ну да, конечно, поклон — выражение того же чувства, но сокращенное; он возник в тех странах, где нет такого большого пространства, чтобы каждый мог повергаться на землю. Но сокращение часто становится механическим и теряет свой первоначальный смысл. Поэтому хорошо там, где есть еще время и простор целиком выписать выражение прекрасного и истинного слова: «благоговение».

«Да, если б я мог, я бы тоже повергался ниц», — грезил больной.

— «Но в России, — продолжал я после паузы, — от Бога идет и многое другое. Кажется, что все новое идет оттуда; каждое платье, каждое кушанье, каждая добродетель и даже каждый грех должен быть одобрен Богом и потом лишь входит в обычай».

Больной смотрел на меня почти испуганно.

— «Это только сказка, то, что я хочу вам рассказать, — поспешил я его успокоить, — так называемая «былина», ein Gewesenes, по-немецки. Ее название «Как на Руси появилась измена». Я облокотился о подоконник, а больной закрыл глаза, как он делал обычно, слушая рассказ....

[Koti]

Расти, душа, и насыщайся вволю.
Копи свой клад за счет бегущих дней
И, лучшую приобретая долю,
Живи богаче, внешне победней.
Над смертью властвуй жизни быстротечной,
И смерть умрет, а ты пребудешь вечно

[Koti]

Восток, спасибо!
Шекспир. Сонет № 146.
"Над смертью властвуй в жизни быстротечной,
И смерть умрет, а ты пребудешь вечно." перевод С.Маршака.

И еще... автора не знаю.
Знаю, чувствуя, темной ночью, а тем паче при свете дня,
Кто то сильный и светлый очень - кто то молится за меня.
Верю - молится не словами - не найти таких слов на свете,
Просто фактом существования на одной со мною планете.
Просто фактом пересечения в этом кратком, как сон мгновении,
Проживания жизни бренной.
Сколько раз, как кораблик тонущий, шла на дно - не могла я плыть.
И без этой незримой помощи, мне б наверно уже не жить.

[R10100]

Тамара Величковская
О музыке

Расходится завеса тишины
И музыка, свободная как чудо,
Является неведомо откуда
Дорогой трепетания волны.

Идут минуты, может быть, года,
Но каждый звук - сияющий предтеча,
И в каждом звуке - ожиданье встречи,
Которой не бывает никогда.

Последний звук теряется во мгле.
Приходит безнадежное молчанье,
О музыка! - ты сдержишь обещанье,
Но не на этой, на другой земле...