[csdoc]

Сообщение от Nyrh

Есть отважные исследователи макрокосма и микрокосма, я говорю на форуме не только за себя, но и за них всех — "один за всех и все за одного". И есть "премудрые пескари", ищущие истину в одних лишь текстах и высоко ставящих своё знание букв. Хотя, любые тексты (а также художественные образы) — лишь пальцы, указывающие на Луну, а не сама Луна. Вот и получается на практике: что русскому хорошо, то немцу смерть. Быть свободным духом, как настоящий русский человек, мало кто хочет — им, "пескарям", таки орднунг подавай, чтоб одни биороботы вокруг были и никаких чтоб щук.

Отважные исследователи макрокосма и микрокосма на форуме - это Вы о ком говорите? "один за всех и все за одного" - это круто. Настоящие д'Артаньяны. Можете огласить весь список?

О происхождении поговорки «Что русскому хорошо, то немцу - смерть»

"пескари" - это про малодушие и трусость. Чтобы перестать быть "пескарем" - необходимо малодушие и трусость заменить смелостью.
О том, что такое трусливость / трусость и что такое смелость - можно более подробно почитать на сайте ХАРАКТЕР.net:

Что такое трусливость

Что такое смелость

Сообщение от Nyrh

Вот более полная цитата: из этой сказки:

[...]

Лежит он день-деньской в норе, ночей не досыпает, куска не доедает, и все-то думает: «Кажется, что я жив? ах, что-то завтра будет?» Задремлет, грешным делом, а во сне ему снится, что у него выигрышный билет и он на него двести тысяч выиграл. Не помня себя от восторга, перевернется на другой бок — глядь, ан у него целых полрыла из норы высунулось... Что, если б в это время щуренок поблизости был! ведь он бы его из норы-то вытащил! Однажды проснулся он и видит: прямо против его норы стоит рак. Стоит неподвижно, словно околдованный, вытаращив на него костяные глаза. Только усы по течению воды пошевеливаются. Вот когда он страху набрался! И целых полдня, покуда совсем не стемнело, этот рак его поджидал, а он тем временем все дрожал, все дрожал. В другой раз, только что успел он перед зорькой в нору воротиться, только что сладко зевнул, в предвкушении сна, — глядит, откуда ни возьмись, у самой норы щука стоит и зубами хлопает. И тоже целый день его стерегла, словно видом его одним сыта была. А он и щуку надул: не вышел из норы, да и шабаш. И не раз, и не два это с ним случалось, а почесть что каждый день. И каждый день он, дрожа, победы и одоления одерживал, каждый день восклицал: «Слава тебе, господи! жив!» Но этого мало: он не женился и детей не имел, хотя у отца его была большая семья. Он рассуждал так: «Отцу шутя можно было прожить! В то время и щуки были добрее, и окуни на нас, мелюзгу, не зарились. А хотя однажды он и попал было в уху, так и тут нашелся старичок, который его вызволил! А нынче, как рыба-то в реках повывелась, и пискари в честь попали. Так уж тут не до семьи, а как бы только самому прожить!» И прожил премудрый пискарь таким родом с лишком сто лет. Все дрожал, все дрожал. Ни друзей у него, ни родных; ни он к кому, ни к нему кто. В карты не играет, вина не пьет, табаку не курит, за красными девушками не гоняется — только дрожит да одну думу думает: «Слава богу! кажется, жив!» Даже щуки, под конец, и те стали его хвалить: «Вот, кабы все так жили — то-то бы в реке тихо было!» Да только они это нарочно говорили; думали, что он на похвалу-то отрекомендуется — вот, мол, я! тут его и хлоп! Но он и на эту штуку не поддался, а еще раз своею мудростью козни врагов победил. Сколько прошло годов после ста лет — неизвестно, только стал премудрый пискарь помирать. Лежит в норе и думает: «Слава богу, я своею смертью помираю, так же, как умерли мать и отец». И вспомнились ему тут щучьи слова: «Вот кабы все так жили, как этот премудрый пискарь живет...» А ну-тка, в самом деле, что́ бы тогда было? Стал он раскидывать умом, которого у него была палата, и вдруг ему словно кто шепнул: «Ведь этак, пожалуй, весь пискарий род давно перевелся бы!» Потому что, для продолжения пискарьего рода, прежде всего нужна семья, а у него ее нет. Но этого мало: для того, чтоб пискарья семья укреплялась и процветала, чтоб члены ее были здоровы и бодры, нужно, чтоб они воспитывались в родной стихии, а не в норе, где он почти ослеп от вечных сумерек. Необходимо, чтоб пискари достаточное питание получали, чтоб не чуждались общественности, друг с другом хлеб-соль бы водили и друг от друга добродетелями и другими отличными качествами заимствовались. Ибо только такая жизнь может совершенствовать пискарью породу и не дозволит ей измельчать и выродиться в снетка. Неправильно полагают те, кои думают, что лишь те пискари могут считаться достойными гражданами, кои, обезумев от страха, сидят в норах и дрожат. Нет, это не граждане, а по меньшей мере бесполезные пискари. Никому от них ни тепло, ни холодно, никому ни чести, ни бесчестия, ни славы, ни бесславия... живут, даром место занимают да корм едят. Все это представилось до того отчетливо и ясно, что вдруг ему страстная охота пришла: «Вылезу-ка я из норы да гоголем по всей реке проплыву!» Но едва он подумал об этом, как опять испугался. И начал, дрожа, помирать. Жил — дрожал, и умирал — дрожал. Вся жизнь мгновенно перед ним пронеслась. Какие были у него радости? кого он утешил? кому добрый совет подал? кому доброе слово сказал? кого приютил, обогрел, защитил? кто слышал об нем? кто об его существовании вспомнит? И на все эти вопросы ему пришлось отвечать: «Никому, никто». Он жил и дрожал — только и всего. Даже вот теперь: смерть у него на носу, а он все дрожит, сам не знает, из-за чего. В норе у него темно, тесно, повернуться негде, ни солнечный луч туда не заглянет, ни теплом не пахнёт. И он лежит в этой сырой мгле, незрячий, изможденный, никому не нужный, лежит и ждет: когда же наконец голодная смерть окончательно освободит его от бесполезного существования? Слышно ему, как мимо его норы шмыгают другие рыбы — может быть, как и он, пискари — и ни одна не поинтересуется им. Ни одной на мысль не придет: «Дай-ка, спрошу я у премудрого пискаря, каким он манером умудрился с лишком сто лет прожить, и ни щука его не заглотала, ни рак клешней не перешиб, ни рыболов на уду не поймал?» Плывут себе мимо, а может быть, и не знают, что вот в этой норе премудрый пискарь свой жизненный процесс завершает! И что́ всего обиднее: не слыхать даже, чтоб кто-нибудь премудрым его называл. Просто говорят: «Слыхали вы про остолопа, который не ест, не пьет, никого не видит, ни с кем хлеба-соли не водит, а все только распостылую свою жизнь бережет?» А многие даже просто дураком и срамцом его называют и удивляются, как таких идолов вода терпит. Раскидывал он таким образом своим умом и дремал. То есть не то что дремал, а забываться уж стал. Раздались в его ушах предсмертные шепоты, разлилась по всему телу истома. И привиделся ему тут прежний соблазнительный сон. Выиграл будто бы он двести тысяч, вырос на целых поларшина и сам щук глотает. А покуда ему это снилось, рыло его, помаленьку да полегоньку, целиком из норы и высунулось. И вдруг он исчез. Что́ тут случилось — щука ли его заглотала, рак ли клешней перешиб, или сам он своею смертью умер и всплыл на поверхность, — свидетелей этому делу не было. Скорее всего — сам умер, потому что какая сласть щуке глотать хворого, умирающего пискаря, да к тому же еще и премудрого?

Сюжет:

В реке живёт пискарь. Его родители прожили аредовы веки и умерли своей смертью, хотя его отец сам чуть было не попал в уху. Перед смертью отец дал ему наставление, чтобы тот всегда был осторожен (ведь всюду опасность), а более всего предостерегал от удочки: «Пуще всего берегись уды! — говорил он, — потому что хоть и глупейший это снаряд, да ведь с нами, пискарями, что глупее, то вернее». Пескарь, поняв, что кругом его окружает смертельная опасность: «кругом, в воде, всё большие рыбы плавают, а он всех меньше; всякая рыба его заглотать может, а он никого заглотать не может. <…> Рак может его клешней пополам перерезать, водяная блоха — в хребет впиться и до смерти замучить», решает вырыть себе маленькую нору, чтобы никто, кроме него, не мог там поместиться, и никогда не выходит из норы днём, а ночью, когда все спят, ненадолго вылезает из неё, чтобы выполнить ночной моцион.

Прошло сто лет. Пискарь по-прежнему всего боится и не вылезает из норы. Он уже больной, старый, почти слепой, но рад тому, что своей смертью умирает так же, как умерли его мать и отец. И тут его начинают мучить сомнения, так как за всю свою жизнь он так и не обзавёлся семьёй, ни с кем не общался: «Вся жизнь мгновенно перед ним пронеслась. Какие были у него радости? кого он утешил? кому добрый совет подал? кому доброе слово сказал? кого приютил, обогрел, защитил? кто слышал о нём? кто об его существовании вспомнит?». В полузабытьи он видит былые честолюбивые сны, будто выиграл он двести тысяч рублей и сам щук глотает. Засыпая, пискарь забывается, его рыло вылезает из норы, и после этого пескарь непонятным образом исчезает. Заканчивается сказка предположением:

Что тут случилось — щука ли его заглотала, рак ли клешнёй перешиб, или сам он своею смертью умер и всплыл на поверхность, — свидетелей этому делу не было. Скорее всего — сам умер, потому что какая сласть щуке глотать хворого, умирающего пискаря, да к тому же ещё и премудрого?

=============================================

Согласно «Энциклопедическому словарю крылатых слов и выражений», Салтыков-Щедрин под видом пескаря изобразил российскую либеральную интеллигенцию, озабоченную только выживанием; в иронически-иносказательном смысле выражение используется в значении: человек-конформист, социально или политически пассивный трусливый человек, который возводит свой конформизм в ранг философии.

По мнению комментаторов и критиков, сказка посвящена сатирической критике малодушия и трусости, которые овладели общественными настроениями части интеллигенции после разгрома народовольцев.