[Roman]

Андрей писал:

Поэтому этих писем и нет в МЦРовском сборнике, ибо такие "кощунственные" фразы как "Вспомни также видение С[офьей] М[ихайловной] - кощунственной мистерии, в которой ты фигурировал в виде High Priest'a" , могут навести рериховскую массу на неправильные рассуждения… Но правда и только правда может двигать эволюцией! А правду ищет каждый сам.

Очень верно, Андрей, я раньше очень возмущался, когда К. Молчанова отзывалась о РД как о массе..., но форум наглядно дает понять, насколько читающие Учение разнятся в своих оценках, зачастую прямо противоположных объективному положению вещей. С позиции объективности суждений мы действительно еще масса, а не целеустремленное движение. Нас можно повернуть, куда хочешь, заставить поверить в то, чего нет, и - самое страшное - мы легко забываем даже то, что знали...

Д.И.В. пишет:

Никто, как мне кажется, никогда и не прятался за плечи. Наоборот, иногда производилась попытка убедить общественность в том, что некоторые действия, которые были предприняты - были просто исполнением воли Создателя Фонда. То есть тот, кто являлся основной причиной создания Фонда - хотел именно такое его дальнейшее развитие. И то, что происходит - это просто исполнение его желания. Следовательно, и ответственность за некоторые действия лежит на Нем.

Д.И.В., как вы делаете такие выводы, простите мне мое непонимание? Посмотрите, что пишет в книге своих воспоминаний сестра Святослава Николаевича, Людмила Степановна Митусова. Кстати, Ринита Григорьева, приезжавшая от МЦР к уже тяжело больной ЛСМ отговаривать ее публиковать свои воспоминания, крайне настаивала на вычленении из будущей публикации именно этих строк и еще нескольких, которые оставляю за кадром до времени.

(Петербург 2004, с. 178 - 180)

В сентябре 1992 года в Москве у меня была очередная встреча с Даниилом Энтиным, директором Музея Николая Рериха в Нью-Йорке. Это было на квартире Марии Филипповны Дроздовой на Кутузовской набережной. На этой встрече присутствовала знакомая Даниила Рей Берклей, а со мной был Владимир Мельников. После того, как я познакомилась с Даниилом в Ленинграде, он очень помогал началу выполнения заветов семьи Рерихов в нашем городе. Даниил помог материально - подарил нам ксерокс, который был очень нужен, потом компьютер. Кроме того, много сообщал полезного и ценного. Знания у него от личного общения со Святославом Николаевичем Рерихом и Зинаидой Григорьевной Фосдик и от первоисточников, которые хранятся в Нью-Йоркском музее.
Во время встречи у Марии Филипповны состоялся последний телефонный разговор со Святославом Николаевичем. Было полное ощущение болезни его и страданий, по-видимому, от одиночества Я поделилась своими переживаниями при всех присутствующих. Я плакала. Очевидно, не без участия Марии Филипповны, Рей Берклей предложила мне поехать в Индию к Светику, она была готова организовать и субсидировать эту поездку. Но я знала, что там может оказаться Людмила Васильевна Шапошникова. Я не сомневалась, что она или её люди наедине со Святославом мне остаться не дадут. И принять такой сердечный дар знакомой Даниила я не смогла.
Такое решение сложилось из-за последней встречи со Святославом, когда мне с трудом удалось установить с ним связь.

О последнем приезде Светика я рассказывала Рените Андреевне Григорьевой в Москве. Всё, что с ним связано, она знает прекрасно. Международный Центр Рерихов просит меня послать воспоминания о Святославе к его юбилею. Какие-то воспоминания в развёрнутом виде я, конечно, могла бы и послать. Но следующее воспоминание, конечно, нет, ведь в нём я пишу о том, как изолировали Святослава от истинно близких людей, как «окружила» его Л.В. Шапошникова и её компания.
Когда Святослав посещал Россию в последний раз в ноябре 1989 года, он был только в Москве. Обычно о приезде Святослава мне сообщали сразу. Я имела возможность видеться с ним, когда была в Москве или когда он был в Ленинграде, почти ежедневно. В гостиницах, где он останавливался, с разрешения Святослава я получала пропуск сразу же, даже тогда, когда он кого-нибудь принимал или был занят. В этот же последний приезд я узнала о его прибытии в Москву лишь через день, может быть, даже через два дня после того, как он прилетел из Дели. Сразу же я позвонила из Ленинграда Шапошниковой. На мой вопрос о приезде Святослава и месте его пребывания, Людмила Васильевна ответила: «Позвоните мне дня через три. Надо спросить у Святослава Николаевича, хочет ли он встречаться с Вами». Я повесила трубку.
На другой же день утром мне позвонила сама Людмила Васильевна и сказала, что Святослав хочет со мной встретиться. В этот же день вечером я выехала в Москву.
Мне назначено место встречи. У станции метро (к сожалению, не помню, какой), в такое-то время. Стою. Жду. Подъезжает правительственная машина. Встреча со Светиком и Девикой состоялась!
На этот раз он остановился не в гостинице, а на правительственной даче на Ленинских Горах. Ворота охранялись... О тяжёлых для меня моментах я и рассказывала Рените Андреевне при последней встрече в Москве.
Когда звонила Святославу часов в десять утра, мне отвечали: «Святослав Николаевич занят, у него посетители». Кто брал трубку, я не знаю, но это была не индийская секретарша Святослава Мэри Пунача, приехавшая с ним. На мой вопрос при встрече, почему его не подзывают к телефону, он ответил: «Звони мне в 7-8 часов утра, пока их тут никого нет». Со следующего Дня я могла говорить с ним по телефону.
После одного из публичных выступлений Святослава, мы, как обычно, поехали с ним на машине на дачу. А там опять незнакомые мне люди. В холле много народа. Из тех, кого раньше
знала при «старом» окружении, был Ростислав Борисович Рыбаков. Побыть наедине со Светиком не удалось бы.
Святослав собрался пойти к себе наверх помыть руки. И я при всех смело говорю: «Покажи мне свои апартаменты». - «Да-да. Идём!» Наверху мы откровенно поговорили обо всём, но недолго. Он мне показывал на какие-то кнопки и закрывал рот перстом, намекал, что возможно подслушивание.
В течение двух-трёх дней я ездила с ним выбирать здание для музея Рериха в Москве. Вероятно, это мне было разрешено «новым» окружением Святослава.

Человек, страдающий от своего окружения, не мог быть с ним заодно.