[ДоброеУтро]

Почему Россия боится НАТО
Напряженность между Россией и НАТО – не новость. В 1994 году Борис Ельцин резко выступил против вступления Польши в альянс. В 2002 году Владимир Путин предсказывал худшее в случае вступления в НАТО прибалтийских стран – Литвы, Латвии и Эстонии. Польша присоединилась к альянсу в 1999 году, прибалтийские республики – в 2004. Тем не менее, эти страны не стали представлять для России угрозу. К тому же, насколько известно, у НАТО нет никакого плана массированного вторжения в Российскую Федерацию. Откуда же этот страх?
В действительности, российская элита больше всего боится не военной угрозы НАТО, а того, что альянс несет с собой демократизацию. "Номенклатура в погонах органически не переносит демократию. Она боится одного: что ей, ставящей себя над законом, придется играть по общеустановленным, а не по своим собственным правилам", – объясняет Андрей Миронов из правозащитной ассоциации "Мемориал".
Присоединение к демократическому пространству
В Киеве, как и в Тбилиси, вступление в НАТО рассматривается правящими кругами как возможность присоединиться к демократическому пространству Старого континента. Статус кандидата на вступление не является гарантией демократизации, но требования, которые необходимо выполнить в преддверии вступления, способствуют насаждению демократии, в первую очередь, в армии. В этой сфере Украина и Грузия на тысячи лье опережают Россию. Их армиям неведомы случаи дедовщины со смертельным исходом, являющейся уделом российской армии. Их призывников не отправляют на картошку или строительство дач для высшего командного состава. Прежде всего, НАТО – привлекательная модель. Российская модель, если таковая вообще есть, вряд ли покажется кому-либо привлекательной.
Людям в погонах в Кремле надо бы задуматься. Почему бывшие вассалы Москвы так спешат покинуть общее пространство безопасности? Почему, как говорит экс-министр обороны Украины Анатолий Гриценко, "кандидаты толпятся у дверей НАТО, а не ОДКБ", военного соглашения постсоветского периода?
Российской элите совершенно чужда идея привлекательности, она способна мыслить исключительно в терминах баланса сил, эмбарго, шантажа и угроз. Именно эта тенденция преобладала на протяжении двух сроков правления Владимира Путина, с 2000 по 2008 год. Российский президент, выходец из КГБ, испытывающий ностальгию по СССР, иначе и думать не мог.
Последствия оказались катастрофическими. Чем чаще Россия показывает зубы, тем сильнее ее периферия хочет присоединиться к НАТО. Присутствие на саммите в Бухаресте двух глав государств Средней Азии – Ислама Каримова из Узбекистана и Гурбангулы Бердымухаммедова из Туркмении, – стремящихся к более тесному сотрудничеству с альянсом, подтверждает эту тенденцию.
"Сила убеждения" (soft power), или влияние через культуру и идеологию, скорее, чем военные или энергетические рычаги, могла бы дать России шанс при условии ее отказа от имперских амбиций. Была бы даже определенная логика в том, чтобы Грузия и Украина, очень близкие Москве в культурном и лингвистическом плане, строили бы привилегированные отношения со своим бывшим сюзереном. Ничего подобного не происходит, потому что российская элита, приверженная геополитической концепции XIX века, понимает только один язык – язык силы. Ценности – пустяки для успокоения народных масс. К тому же в Бухаресте Владимир Путин цитировал Бисмарка: "Важно не намерение, а потенциал".