[paritratar]

А я думаю никаких половинок нет))) есть ОДНИ ЦЕЛЬНЫЕ люди, которые настолько выбирали в течение земной жизни, ВЫБРАЛИ ДУШОЮ в Не-физическом, выбрали Духом в Небывалом, что настолько настроились на ОДНО НАПРАВЛЕНИЕ ВМЕСТЕ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, что только их желание найти друг друга является достаточным для этой мистерии...

Капель, я догадался))) у вас есть больная тема...
иногда я думаю, во многих случаях бывает нужным просто чувствовать, а мысли уже будут на основной ноте этих самых чувств. Сердце - основнй компас, ум только стрелка))) или деления, или точка, не понятно...

П.с. для тех, кому нужнее...

"...- В моих руках бумага, - сказал старец. - Если выпустить эти слова в мир, их поймут и полюбят те, кто уже знает их истинность. Но перед тем, как подарить их миру, мы должны их как-то назвать. А это их погубит.
- Разве дать название чему-то прекрасному - значит его погубить?
Он удивленно посмотрел на меня: - нет беды в том, что мы даем название какой-нибудь вещи. Но дать название этим идеям - значит создать новую религию.
- Почему же?
Он улыбнулся и протянул мне манускрипт. - Я вручаю этот свиток тебе...
- Ричард, - подсказал я.
- Я вручаю этот свиток, явленный самим светом любви, тебе, Ричард.
Желаешь ли ты, в свой черед, отдать его миру, людям, жаждущим знать, что в нем написано, тем, кому не дана была высокая честь пребывать в этом месте, когда вручен был сей дар? Или ты хочешь оставить это писание лично для себя?
- Конечно, я хочу отдать его людям!
- А как ты назовешь свой подарок человечеству?
"Интересно, к чему он клонит, - подумал я. - Разве это важно?" - Если его не назовешь ты, его назовут другие. Они назовут его "Книга Ричарда".
- Понимаю. Ладно. Мне все равно, как его назвать... Ну хотя бы просто: свиток.
- А будешь ли ты хранить и оберегать с в и т о к? Или ты позволишь людям по-своему его переписывать, изменять то, что им непонятно, вычеркивать то, что им не по душе?
- Нет! Никаких изменений. Эти слова даны нам Светом. Никаких изменений!
- Ты уверен? А может, строчку там, строчку здесь - ради блага людского? "Многие этого не поймут?", "Это может оскорбить?", "Здесь неясно изложено?" - Никаких изменений.
Он вопросительно поднял брови.
- А кто ты таков, чтобы на этом настаивать?
- Я был здесь в момент, когда они были даны, - ответил я. - Я видел, как они появились, видел сам!
- Поэтому, - подытожил он, - ты стал х р а н и т е л е м с в и т к а?
- Почему именно я? Им может стать любой, если поклянется ничего в нем не изменять.
- Но кто-нибудь все равно будет х р а н и т е л е м?
- Кто-нибудь, наверное, будет.
- Вот тут и начинают появляться служители святого с в и т к а. Те, кто отдает свои жизни, чтобы защитить некий образ мыслей, становятся служителями этого образа. Однако появление новых мыслей, нового пути - это уже само по себе изменение, и оно приносит конец миру, сложившемуся до него.
- В этом свитке нет угроз, - сказал я. - В нем любовь и свобода!
- Но любовь и свобода - это конец страху и рабству.
- Конечно! - Воскликнул я с досадой, к чему он клонит? Почему Лесли молчит? Разве она не согласна с тем, что это...
- А те, кто живет за счет страха и рабства, - продолжал Леклерк, - обрадуются ли они, узнав об истинах, заключенных в этом с в и т к е ?
- Наверное, нет, но мы не можем допустить, чтобы этот... Свет...
Угас!
- И ты обещаешь оберегать этот свет? - Спросил он.
- Конечно!
- А другие с в и т к и а н е, твои друзья, они тоже будут его защищать?
- Да.
- А если наживающиеся на страхе и рабстве убедят правителя этой земли в том, что ты опасен, если они нападут на твой дом с мечами в руках, как ты будешь защищать с в и т о к?
- Я убегу вместе с ним!
- А если за тобой будет погоня и тебя загонят в угол?
- Если потребуется, я буду сражаться, - ответил я. Есть принципы дороже самой жизни. Есть идеи, за которые стоит умереть.
- Вот так начнутся в о й н ы за с в и т о к, - старик вздохнул. - Доспехи, мечи, щиты и знамена, лошади , пожары и кровь на мостовой. И войны эти будут не малыми. Тысячи истовых верующих придут тебе на подмогу. Десятки тысяч умных, ловких и смелых. Но принципы, заключенные в с в и т к е, опасны для всех правителей. Десятки тысяч выступят.
И тут я начал понимать то, что пытался сказать мне Леклерк.
- Чтобы вы могли отличать своих от чужих, - продолжал он, - тебе понадобится особый знак. Какой выберешь ты? Что начертаешь на своих знаменах?
Мое сердце застонало под тяжестью его слов, но я продолжал отстаивать свою правоту.
- С и м в о л С в е т а, - ответил я. - З н а к о г н я.
- И будет так, - продолжал он эту еще не написанную историю, - что знак о г н я встретит знак к р е с т а на поле брани во Франции, и о г о н ь победит. Победа будет славной, и первые города знака к р е с т а будут сожжены дотла твоим святым огнем. Но к р е с т объединится с п о л у м е с я ц е м, и их огромное войско вторгнется в твои пределы с юга, запада, востока и севера. Сотни тысяч воинов против твоих восьмидесяти тысяч.
Пожалуйста, хотел я сказать, остановись. Я знал, что случится дальше.
- И за каждого крестоносца, за каждого янычара, которого ты убьешь, защищая свой дар, имя твое возненавидят сотни. Их отцы и матери, жены и дети, все их друзья возненавидят свиткиан и проклятый с в и т о к, погубивший их возлюбленных, а свиткиане будут презирать всех христиан и проклятое распятие, всех мусульман и проклятый полумесяц за то, что они погубили их родных свиткиан.
- Нет! - Вырвалось у меня. Каждое его слово было истинной правдой.
- А во время священных войн появятся алтари и вознесутся к небу шпили соборов, увековечивающих величие с в и т к а. И те, кто искал духовного роста и нового знания, найдет вместо них тяготы новых предрассудков и новых ограничений: колокола и символы, правила и псалмы, церемонии, молитвы и одеяния, благовония и подношения золота. И тогда из сердца свиткианства уйдет любовь, и войдет в него золото. Золото, чтобы строить храмы, еще краше прежних, золото, чтобы выковать новые мечи и обратить неверующих и спасти тем их души.
- А когда умрешь ты, п е р в ы й х р а н и т е л ь с в и т к а, потребуется золото, дабы вознести на века лик твой. Появятся величественные статуи, огромные фрески и картины, воспевающие эту нашу встречу своим бессмертным искусством. Представь роскошный гобелен: здесь с в е т, вот с в и т о к, а там разверзлась твердыня неба и открылся путь в р а й. Вот коленопреклоненный в е л и к и й Р и ч а р д в сверкающих доспехах, вот прекрасный а н г е л м у д р о с т и со с в я щ е н н ы м с в и т к о м в руках, а вот старый Леклерк у своего костерка в горах, свидетель явному чуду.
"Нет! - Подумал я. - Это невозможно." Но это было неизбежно.
- Отдай в мир этот свиток и появится новая религия и еще один клан священников, снова м ы и снова о н и , опять брат пойдет на брата. Не пройдет и сотни лет, как ради слов, написанных здесь, погибнет миллион человек. А за тысячу лет - десятки миллионов. И все ради этой бумажки.
В его голосе не было ни горечи, ни сарказма, ни усталости от жизни.
Жан Поль Леклерк был исполнен знанием, накопленным всей его жизнью, спокойным принятием того, что он в ней встретил.
Лесли поежилась.
- Дать тебе куртку? - Спросил я.
- Спасибо, дорогой, - сказала она, - мне не холодно.
- Не холодно, - эхом отозвался Леклерк. Он вытащил из костра горящую веточку и поднес ее к золотистым страницам. - Это вас согреет.
- Нет! - Я отдернул свиток. - Сжечь истину?
- Истина не горит. Она ждет каждого, кто пожелает найти ее, - ответил он.- Сгореть может только этот свиток. Выбор за вами. Хотите ли вы, чтобы свиткианство стало новой религией в этом мире? - Он улыбнулся.
- А вас объявят святыми...
Я взглянул на Лесли, в ее глазах, как и в моих, мелькнул ужас.
Она взяла веточку из рук старца и подожгла края манускрипта. В моих руках распустился золотистый огненный цветок, я бросил его на землю.
Свиток, догорая, вспыхнул и угас.
Старик облегченно вздохнул. - Воистину благословенный вечер! - Молвил он. - Редко нам выпадает случай спасти мир от новой религии!
Затем он, улыбаясь, повернулся к моей жене и спросил с надеждой: - а мы спасли его?
Она улыбнулась в ответ. - Спасли. В нашей истории, Жан Поль Леклерк, нет ни слова о свиткианстве и войнах за д а р С в е т а.
Они простились долгим взглядом. Затем старец слегка поклонился нам и ушел в темноту.
Охваченные пламенем страницы все еще полыхали у меня перед глазами, откровение, обращенное в пепел.
- Но те, кому необходимо знание, скрытое в этом свитке, - обратился я Лесли. - Как им... Как нам узнать, что там было написано?
- Он прав, - ответила она, глядя старцу вслед, - те, кто ищет свет и истину, могут найти их сами.
- А я в этом не уверен. Иногда нам нужен учитель.
Она повернулась ко мне. - А ты попробуй, - предложила она. - Представь, что ты честно и неистово жаждешь узнать, кто ты, откуда ты пришел и почему ты вообще здесь. Представь, что ты готов без устали искать ответ на эти вопросы.
Я представил, что я в поисках знаний не покладая рук копаюсь в библиотеках, хожу на всякие лекции и семинары, веду дневник, записывая в него свои мечты и размышления, образы, пришедшие ко мне во время уединенных медитаций на горных вершинах, все то, что подсказали мне сны, совпадения и случайные слова незнакомцев, - словом, представил то, что мы делаем, когда нам дороже всего в нашей жизни становится познание нового. - Ну, а теперь?
- А теперь, - сказала она, - можешь ли ты представить, то ты не найдешь всего этого сам?
"Ух ты, - подумал я. - Как ей удается так здорово открывать мне глаза!" Я поклонился в ответ: - моя леди Леклерк, принцесса знаний.
Она присела в медленном реверансе. - Милорд Ричард, принц огня.
Мы безмолвно стояли рядом, и я обнял ее. Звезды ярко горели в чистом воздухе гор, но они были не над нами, а вокруг нас. Мы стали единым целым со звездами, с Жаном Полем Леклерком, со свитком и наполняющей его любовью, с Пай, Тинк и Аткином. Живущими одной-единственной жизнью со всем, что есть, было и будет.
Одной-единственной."

Ричард Бах "Единственная"