Любимые стихи

[ecolog]

Свет, зовущий в глубины Вселенной,
Пробуждает сиянье огня.
И в тревожный момент ожиданья
Прикасается к сердцу заря.
Как вплести эти звуки из сердца,
Как сложить все в безбрежный мотив?
Нет преград, и единым заветом
Все сложилось в одно, воспарив.

[ecolog]

Звук и свет — это символ вибраций,
Где огонь, - там нет мелочных тем.
И объяв все в одном необъятном,
Открывается истина всем.
От героев, что были когда-то
И ходили по грешной Земле,
До Вселенной, любовью объятой,
Я хочу вам раскрыть много тем.

Я - Вселенная в радужном хоре,
Я -солист, воспевающий День.
Я - мольба, исходящая в горе,
Я - всего лишь Всевышнего тень.
Я - песчинка и пыль у дороги.
Я - бескрайний сияющий Свет.
Я - есть голос, рождающий бурю,
Человек - всем несущий Рассвет.

Я - молитва Вселенной, и в скорби
Причитаю, чтоб встали с колен!
Не к рабам обращаюсь, но к гордым –
Львам свободным, не терпящим плен!
Вольный дух не удержите в клетке,
Он как птица в неволе умрет.
Воспарите к пурпурному солнцу,
Все живое к огню вопиет.

[ecolog]

Осколки разбитого сердца
Сложила к Твоим Стопам.
Скажи, мне на что опереться,
Коль Света разрушится храм?!

Владыка возлюбленный, нежно
Мозаику сердца сложи,
Чтоб так же мечтать безмятежно
Смогла я средь горечи лжи.

Зачем мне разбитое сердце?!
Зачем мне земная мечта
В осколках на миг отразилась,
Коль ей здесь не быть никогда?!

Я знаю, Ты бережно сложишь
Всех грёз моих вечных букет,
И сердце опять возродится,
Слагая ответный сонет.

Осколки разбитого сердца
Сложила к Твоим Стопам.
Я знаю, смогу опереться
На Твой Огнедышащий Храм.

Владыка возлюбленный, нежно
Мозаику сердца сложи,
Чтоб так же любить безмятежно
Смогла я средь горечи лжи.

[Эдуард]

Среди всего, что в нас переплелось,
Порой самодовольство нами правит.
"Казаться или быть?" - вот в чем вопрос,
Который время человеку ставит.

Казаться кем-то, или кем-то быть?
Быть смелым, или делать вид, что смелый?
Ты жертвовал, творил, умел любить,
Или об этом лишь роптал умело,
Не смея самому себе признаться,
К чему стремишься: быть или казаться?..

Что стоит жизнь в достатке и покое,
Когда ее лепить пытаешься фальшивя
Пред делом иль строкою...

И в этом мире сразу "кто есть кто"
Порой бывает трудно разлечить
Я вас прошу - запомните одно:
Легко КАЗАТЬСЯ, очень трудно БЫТЬ...

А. Макаревич (концертная версия)

[Эдуард]

= различить

[ecolog]

Прощай, владычица арена,
Прощайте, сонмы жарких глаз.
Во мне желание сгорело,
Спасая тело, тешить вас.
О, как рвало меня в тавернах,
Как со стыда кидало в жар,
Когда его вином Фалерна
Я разжигал и ублажал!
Но все прошло.
Игрой железной
Сюда пришли вы кровь согреть.
А я ведь перетер над бездной
Канат, что делит жизнь и смерть.
Я вам их обе возвращаю.
Казнившим плоть, терзавшим дух
Не говорю, но возвещаю,
Что знаю больше этих двух.
Я знаю тонкий щит бессмертья,
Который выковал мне бой
С неубывающе бессмертным
В ничтожестве самим собой.

Ю.Ключников

[Восток]

Когда я вернусь -- ты не смейся, когда я вернусь,
Когда пробегу, не касаясь земли, по февральскому снегу,
По еле заметному следу к теплу и ночлегу,
И, вздрогнув от счастья, на птичий твой зов оглянусь,
Когда я вернусь, о, когда я вернусь...

Послушай, послушай -- не смейся, -- когда я вернусь,
И прямо с вокзал, разделавшись круто с таможней,
И прямо с вокзала в кромешный, ничтожный, раешный
Ворвусь в этот город, которым казнюсь и клянусь,
Когда я вернусь, о, когда я вернусь...

Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом,
Где с куполом синим не властно соперничать небо,
И ладана запах, как запах приютского хлеба,
Ударит меня и заплещется в сердце моем...
Когда я вернусь... О, когда я вернусь...

Когда я вернусь, засвистят в феврале соловьи
Тот старый мотив, тот давнишний, забытый,
запетый,
И я упаду, побежденный своею победой,
И ткнусь головою, как в пристань, в колени твои,
Когда я вернусь.. А когда я вернусь?

А Галич.

[Восток]

БАЛЛАДА О ВОСТОКЕ И ЗАПАДЕ

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

Камал бежал с двадцатью людьми на границу мятежных племен,
И кобылу полковника, гордость его, угнал у полковника он.
Из самой конюшни ее он угнал на исходе ночных часов,
Шипы на подковах у ней повернул, вскочил и был таков.
Но вышел и молвил полковничий сын, что разведчиков водит отряд:
"Неужели никто из моих молодцов не укажет, где конокрад?"
И Мохаммед Хан, рисальдара сын, вышел вперед и сказал:
"Кто знает ночного тумана путь, знает его привал.
Проскачет он в сумерки Абазай, в Бонаире он встретит рассвет
И должен проехать близ форта Букло, другого пути ему нет.
И если помчишься ты в форт Букло летящей птицы быстрей,
То с помощью божьей нагонишь его до входа в ущелье Джагей.
Но если он минул ущелье Джагей, скорей поверни назад:
Опасна там каждая пядь земли, там Камала люди кишат.
Там справа скала и слева скала, терновник и груды песка...
Услышишь, как щелкнет затвор ружья, но нигде не увидишь стрелка",
И взял полковничий сын коня, вороного коня своего:
Словно колокол рот, ад в груди его бьет, крепче виселиц шея его.
Полковничий сын примчался в форт, там зовут его на обед,
Но кто вора с границы задумал догнать, тому отдыхать не след.
Скорей на коня и от форта прочь, летящей птицы быстрей,
Пока не завидел кобылы отца у входа в ущелье Джагей,
Пока не завидел кобылы отца, и Камал на ней скакал...
И чуть различил ее глаз белок, он взвел курок и нажал.
Он выстрелил раз, и выстрелил два, и свистнула пуля в кусты...
"По-солдатски стреляешь, - Камал сказал, - покажи, как ездишь ты".
Из конца в конец по ущелью Джагей стая демонов пыли взвилась,
Вороной летел как юный олень, но кобыла как серна неслась.
Вороной закусил зубами мундштук, вороной дышал тяжелей,
Но кобыла играла легкой уздой, как красотка перчаткой своей.
Вот справа скала и слева скала, терновник и груды песка...
И трижды щелкнул затвор ружья, но нигде он не видел стрелка.
Юный месяц они прогнали с небес, зорю выстукал стук копыт,
Вороной несется как раненый бык, а кобыла как лань летит.
Вороной споткнулся о груду камней и скатился в горный поток,
А Камал кобылу сдержал свою и наезднику встать помог.
И он вышиб из рук у него пистолет: здесь не место было борьбе.
"Слишком долго,-он крикнул,-ты ехал за мной,
слишком милостив был я к тебе.
Здесь на двадцать миль не сыскать скалы, ты здесь
пня бы найти не сумел,
Где, припав на колено, тебя бы не ждал стрелок с ружьем на прицел.
Если б руку с поводьями поднял я, если б я опустил ее вдруг,
Быстроногих шакалов сегодня в ночь пировал бы веселый круг.
Если б голову я захотел поднять и ее наклонил чуть-чуть,
Этот коршун несытый наелся бы так, что не мог бы крылом
взмахнуть".
Легко ответил полковничий сын: "Добро кормить зверей,
Но ты рассчитай, что стоит обед, прежде чем звать гостей.
И если тысяча сабель придут, чтоб взять мои кости назад.
Пожалуй, цены за шакалий обед не сможет платить конокрад;
Их кони вытопчут хлеб на корню, зерно солдатам пойдет,
Сначала вспыхнет соломенный кров, а после вырежут скот.
Что ж, если тебе нипочем цена, а братьям на жратву спрос -
Шакал и собака отродье одно,- зови же шакалов, пес.
Но если цена для тебя высока - людьми, и зерном, и скотом, -
Верни мне сперва кобылу отца, дорогу мы сыщем потом".
Камал вцепился в него рукой и посмотрел в упор.
"Ни слова о псах, - промолвил он, - здесь волка с волком спор.
Пусть будет тогда мне падаль еда, коль причиню тебе вред,
И самую смерть перешутишь ты, тебе преграды нет".
Легко ответил полковничий сын: "Честь рода я храню.
Отец мой дарит кобылу тебе - ездок под стать коню".
Кобыла уткнулась хозяину в грудь и тихо ласкалась к нему.
"Нас двое могучих,- Камал сказал, - но она верна одному...
Так пусть конокрада уносит дар, поводья мои с бирюзой,
И стремя мое в серебре, и седло, и чапрак узорчатый мой".
Полковничий сын схватил пистолет и Камалу подал вдруг:
"Ты отнял один у врага, - он сказал, - вот этот дает тебе друг".
Камал ответил: "Дар за дар и кровь за кровь возьму,
Отец твой сына за мной послал, я сына отдам ему".
И свистом сыну он подают знак, и вот, как олень со скал,
Сбежал его сын на вереск долин и, стройный, рядом встал.
"Вот твой хозяин, - Камал сказал, - он разведчиков водит отряд,
По правую руку его ты встань и будь ему щит и брат.
Покуда я или смерть твоя не снимем этих уз,
В дому и в бою, как жизнь свою, храни ты с ним союз.
И хлеб королевы ты будешь есть, и помнить, кто ей враг,
И для спокойствия страны ты мой разоришь очаг.
И верным солдатом будешь ты, найдешь дорогу свою,
И, может быть, чин дадут тебе, а мне дадут петлю".
Друг другу в глаза поглядели они, и был им неведом страх,
И братскую клятву они принесли на соли и кислых хлебах,
И братскую клятву они принесли, сделав в дерне широкий надрез,
На клинке, и на черенке ножа, и на имени Бога чудес.
И Камалов мальчик вскочил на коня, взял кобылу полковничий сын,
И двое вернулись в форт Букло, откуда приехал один.
Но чуть подскакали к казармам они, двадцать сабель блеснуло в упор,
И каждый был рад обагрить клинок кровью жителя гор...
"Назад, - закричал полковничий сын, - назад и оружие прочь!
Я прошлою ночью за вором гнался, я друга привел в эту ночь".

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
РЕДЪЯРД КИПЛИНГ (перевод Е.Полонской)

[Восток]

Борис Пастернак

* * *

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Все время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Так некогда шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука
Натянутая тетива
Тугого лука.

[Восток]

Анчаров Михаил
Антимещанская песня


Однажды я пел

На высокой эстраде,

Старался выглядеть

Молодцом.

А в первом ряду

Задумчивый дядя

Глядел на меня

Квадратным лицом.

Не то он задачи

Искал решенье,

Не то это был

Сотрудник газет,

Не то он считал

Мои прегрешенья,

Не то ему просто

Хотелось в клозет.

А в задних рядах

Пробирались к галошам.

И девочка с белым

Прекрасным лицом

Уходила с парнем,

Который хороший,

А я себя чувствовал

Подлецом.

Какие же песни

Петь на эстраде,

Чтоб отвести

От песни беду?

Чтоб она пригодилась

Квадратному дяде

И этой девочке

В заднем ряду?

Мещанин понимает:

Пустота не полезна -

Еда не впрок,

И свербит тоска.

Тогда мещанин

Подползает к поэзии -

Из чужого огня

Каштаны таскать.

Он теперь хочет

Чтоб в ногу с веком,

И чтоб современно,

И чтоб модерн,

И чтоб непонятно,

И чтоб с намеком,

И чтоб красиво

По части манер.

Поют под севрюгу

И под сациви.

Называют стихами

Любую муть.

Поют под анчоусы

И под цимес -

Разинут хайло,

Потом глотнут.

Слегка присолят,

Распнут на дыбе,

Потом застынут

С куском во рту.

Для их музыкантов

Стихи - это "рыба".

И тискают песню,

Как шлюху в порту.

Вакуум, вакуум!

Антимир!

Поэты любят

Его пугать.

Но романс утверждает,

Что счастье - миг,

Значит, надо

Почаще мигать.

Транзисторы воют,

Свистят метели,

Скрипят сковородки

На всех газах.

А он мигает

В своей постели,

И тихая радость

В его глазах.

Ну, хорошо.

А что же дальше?

Покроет могилку

Трава-мурава?

А я говорю:

- Спокойствие, мальчики!

Еще не сказаны

Все слова.

[Bal]

Ю.М.Ключников
```````````````````````````
МАСКА

Не жду уже козырной масти,
прикрыв зевком
желаний ком.
Но это всё подобье маски,
обманный плащ перед быком.

За красной тряпкой шевелятся
и боль, и гнев, и страсти гул…
Победных Господу реляций
увы, послать я не могу.

И всё-таки в житейском зное
оно срастается со мной
пускай пока что напускное
обличье истины иной,

безгрешной, сильной и прекрасной…
Я каждый день молюсь сильней,
молюсь под праведною маской,
чтоб сутью сделалась моей.

[Дмитрий777]

Марина Цветаева

Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Ум - отрезвленней, грудь свободней,
Опять умиротворена.

Не знаю, почему. Должно быть,
Устала попросту душа
И как-то не хотелось трогать
Мятежного карандаша.

Так простояла я -в тумане-
Далекая добру и злу,
Тихонько пальцем барабаня
По чуть звенящему стеклу.

Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный: этот вот,-
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод.

Чем пролетающая птица
И попросту бегущий пес.
И даже нищая певица
Меня не довела до слез.

Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.

[Альдебаран]

А.С. Пушкин "19 октября (1825)"

Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.

Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.

Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?

Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.

Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О волн и бурь любимое дитя!

Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе;
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: <На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!>

Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.

Из края в край преследуем грозой,
Запутанный в сетях судьбы суровой,
Я с трепетом на лоно дружбы новой,
Устав, приник ласкающей главой...
С мольбой моей печальной и мятежной,
С доверчивой надеждой первых лет,
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.

И ныне здесь, в забытой сей глуши,
В обители пустынных вьюг и хлада,
Мне сладкая готовилась отрада:
Троих из вас, друзей моей души,
Здесь обнял я. Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его лицея превратил.

Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе - фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Все тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.

Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,
И ты пришел, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.

С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар как жизнь я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.

Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...
Опомнимся - но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?

Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг -
Приди; огнем волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви.

Пора и мне... пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свиданье;
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
О сколько слез и сколько восклицаний,
И сколько чаш, подъятых к небесам!

И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.

Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте...
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал лицей.

Пируйте же, пока еще мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто, дальный, сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему...
Кому ж из нас под старость день лицея
Торжествовать придется одному?

Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой...
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.

[Нада]

стихотворение Баратынского «Звезда».


Взгляни на звезды: много звёзд
В безмолвии ночном.
Горит, блестит кругом луны
На небе голубом.

Взгляни на звезды: между них
Милее всех одна
За что же? Ранее встаёт,
Ярчей горит она?..

Нет! Утешает свет её
Расставшихся друзей,
Их взоры, в синей вышине
Встречаются на ней.

[Дмитрий777]

Моя свеча, бросая тусклый свет,
в твой новый мир осветит бездорожье.
А тень моя, перекрывая след,
там, за спиной, уходит в царство Божье.
И где б ни лег твой путь: в лесах, меж туч
- везде живой огонь тебя окликнет.
Чем дальше ты уйдешь - тем дальше луч,
тем дальше луч и тень твоя проникнет!
Пусть далека, пусть даже не видна,
пусть изменив - назло стихам-приметам, -
но будешь ты всегда озарена
пусть слабым, но неповторимым светом.
Пусть гаснет пламя! Пусть смертельный сон
огонь предпочитает запустенью.
Но новый мир твой будет потрясен
лицом во тьме и лучезарной тенью.

Иосиф Бродский.

[Восток]

Быть знаменитым...

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

1956 Борис Леонидович Пастернак

[Восток]

ГАМЛЕТ


Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.


ПАСТЕРНАК

1946

[Восток]

Из Абая...


...
Плутам одна нажива дорога,
Иному хитрецом прослыть охота.
Затеяв драку, "Бей, кричит, врага!" -
Авось, он под шумок ухватит что-то.

Терпенье, совесть, гордость - не в цене,
И к мудрости и к чести люди глухи.
Не ищут знанья - лишь в слепой возне,
Как шерсть, прядут пустую ложь да слухи.

[Роза-224]

Вы слышите: звонят Колокола,
Тенеты сотрясая мировые?..
То – Зов Освободившихся от зла,
То – Клич Души Словянской:
«Мы – живые!..»

Мы – Дети нашей Солнечной Страны,
Благословенные Заветом Рода,
Идущие Дорогами Весны
Единым Светорожденным Народом.


Мы – избранные Волей Родовой
Нести Законы Жизни Световые
И утверждать их на Руси Святой
Во Имя Вечной Жизни…
«Мы – живые!..»


Звонят Колокола по сторонам,
По всей Руси, над каждой Колыбелью,
Чтобы закончилась эпоха сна
И началась Эпоха Возрожденья,


Чтоб не смогли бесовские дела
Затмить от Русичей Родные Дали,
Чтобы Весна Словянская пришла
И в каждой хате званно зазвучала.

Вы слышите: звонят Колокола?
И это есмь Великое Начало.

Боян Всея Руси Олег Атаманов

[Восток]

Амантай Утегенов


«Белый лист»:

1.
Лист бел и чист,
как ты в семнадцать
лет.
И потому
он мыслью не согрет.
Насыщенным он будет
лишь тогда
когда перо твоё на нём
оставит
так, как в тебе
оставили года
рубцы ошибок
шрамы дерзких строк
и обретёт
свой собственный мирок,
и превратит
его в огромный мир,
пропитанный
дыханием любви
к другим, ему неведомым,
мирам,
и затаит в себе
и страсти миг,
и нежности бездонные
моря,
и жгучую упущенность
обид,
и светлый день,
который был убит,
разбойную распущенность
судьбы,
внезапную безудержность
беды,
густеющую теплоту
слюды,
изменчивую простоту
воды,
рискованную чистоту
нужды,
раскованную красоту
звезды,
распятья неосознанных
потерь,

утрату нераспознанных
побед,
незримо в сердце зреющий
побег,
в свершение не вылитый
порыв,
шершавую задумчивость
коры,
холодную законченность
дыры
незавершённость скромных
запятых,
несокрушимость эпосов
простых,
стремительность скользящего
пера,
мгновенья затвердевшего
вчера,
сомненья предстоящего
утра,
и задохнётся,
так и не насытясь,
наполнившись,
и не успев добрать…

2.

Моя невеста – белая бумага,
А я - её неистовый жених.
Тая надежды, беспокойным мавром,
Но не затем, чтобы её винить,

Я к ней тянусь. Я просыпаюсь ночью
И в белое безмолвие вхожу,
Растерянно бреду по многоточьям,
Под знаком вопросительным сижу.

То задыхаюсь, то себе пророчу
Предательство, измену и беду.
Под дулами холодных двоеточий
Ответа поражающего жду.

Плутаю неприкаянно подолгу
В цепях надежд холодных и литых.
Вонзаются в усталые подошвы
Коварные колючки запятых.

Надежды мои сбудутся ль, не знаю,
Но я лелею их и берегу…
Лишь редко, восклицательные знаки
Завидев, к ним взволнованно бегу.