••• Никого не слушай, есть «Книга Неперемен», и пусты у неё форзацы, а строй — священ, и ты пишешь её сама: за строкой — строка, и ведёт тебя праведная рука.
Да не сбудется то, что не притянуть. Отпадает вторичное, в том и суть: прошлогодние лица и мишура, непрерывная боль поперёк ребра, недосказанность слов, хаотичность фраз — отпусти на раз.
Завяжи о прожитом узелок, у любого события есть итог. Утечёт ручей, прорастёт трава, — новая глава.
Не боли у линии, не боли у имени, не боли у логоса, отпроси у космоса.
Нет границы у тех, кто сломил черту, кто прошил сиянием темноту, кто не смог взаймы или на размен, у кого есть «Книга Неперемен».
Светлая моя звезда. Боль моя старинная. Гарь приносят поезда Дальнюю, полынную. От чужих твоих степей, Где теперь начало Всех начал моих и дней И тоски причалы. Сколько писем нес сентябрь, Сколько ярких писем... Ладно - раньше, но хотя б Сейчас поторопиться. В поле темень, в поле жуть - Осень над Россией. Поднимаюсь. Подхожу К окнам темно-синим. Темень. Глухо. Темень. Тишь. Старая тревога. Научи меня нести Мужество в дороге. Научи меня всегда Цель видать сквозь дали. Утоли, моя звезда, Все мои печали. Темень. Глухо. Поезда Гарь несут полынную. Родина моя. Звезда. Боль моя старинная.
••• Замри у водопада и осознай, нет над тобою ада, распахнут рай, столько воды и шума — из ничего, мир существует для видящего, для слышащего его.
Хочется плакать от мощи и красоты, в этих масштабах вдруг понимаешь, как мало — ты, как ты ничтожен — в профиль — сквозь облака, даже анфас фигура твоя мелка,
есть эти горы, горы, поток воды, есть ритуальное пение от беды: не разобрать небесного языка,
"И В ЧЁРНЫХ СПИСКАХ БЫЛО МНЕ СВЕТЛО..." (очень краткая биография - по многочисленным просьбам) Голыми цифрами дат, как правило, заколочены главные обстоятельства. Родилась 2 июня 1937 года в Киеве. У отца было двойное высшее образование: инженерное и юридическое, он работал инженером на транспортных ветках. Мать закончила гимназию до революции, давала уроки французского, математики, работала на художественных промыслах, медсестрой в госпитале и кем придётся, даже дровосеком. В год моего рождения арестовали отца по клеветническому доносу, через несколько пыточных месяцев сочли его невиновным, он вернулся, но стал быстро слепнуть. Слепота моего отца оказала чрезвычайное влияние на развитие моего внутреннего зрения. В 1941-45 годах мать, отец, старшая сестра и я жили в Челябинске, отец работал на военном заводе. В 1954 году я закончила школу в Киеве и поступила на заочное отделение филологического факультета. В 1955-ом поступила на дневное отделение поэзии Литературного института в Москве и закончила его в 1961 году. Летом - осенью 1956 года на ледоколе "Седов" я плавала по Арктике и была на множестве зимовок, в том числе и на Мысе Желания, что на Новой Земле, в районе которой испытывали "не мирный атом". Люди Арктики, зимовщики, лётчики, моряки, их образ жизни, труд (в том числе и научный), законы арктического сообщества повлияли так сильно на мою 19-летнюю личность, что меня очень быстро исключили из Литинститута за "нарастание нездоровых настроений в творчестве" и напечатали огромную разгромную статью в "Известиях" за подписью В.Журавлёва, который позже прославился тем, что в тех же "Известиях" напечатал стихи Анны Ахматовой, подписав их своим именем и внеся в них мелкую правку. В 1961 году вышла моя первая книга в Москве "Мыс Желания" (никаких романтических "желаний"!.. чисто географическое название мыса на Новой Земле), - книгу пробил в печать Николай Тихонов, когда в очередной раз меня обвинили в том, что я - не наш, не советский поэт, чей талант особенно вреден, поскольку сильно и ярко воздействует на читателя в духе запада. Моя вторая книга "Лоза" вышла в Москве через 9 лет, в 1970 году, поскольку я попала в "чёрные списки" за стихи "Памяти Тициана Табидзе", написанные в 1962-ом. Убеждена, что все "чёрные списки" по ведомству литературы, всегда и сейчас, сочиняются одними писателями против других, потому что репрессии - очень доходное дело. Благодаря тому, что мои стихи для детей никому ещё не были известны и поэтому не попали под запрет, я смогла напечатать в 1963 году куст стихотворений для детей в журнале "Юность", где по этому случаю возникла рубрика "Для младших братьев и сестёр". Читатель мгновенно мне заплатил люблями. Занимаясь поэтикой личности, языков изобразительного искусства и философией поэтского мира, я получила тогда огромное наслаждение от того, что "чёрные списки" так светло рассиялись и только расширили круг люблёвых читателей. С 1970 по 1990 год я издала книги лирики: "Лоза", "Суровой нитью", "При свете жизни", "Третий глаз", "Избранное", "Синий огонь", "На этом береге высоком", "В логове голоса". После этого 10 лет не издавалась. "Лицо"(2000), "Таким образом"(2000,2001), "По закону - привет почтальону"(2005, 2006) вышли с включением в содержание страниц моей графики и живописи, которые не являются иллюстрациями, это - такие стихи, на таком языке. Долгие годы меня не выпускали за рубеж, несмотря на сотни приглашений от международных фестивалей поэзии, форумов, университетов и СМИ, - боялись, что я сбегу и тем испорчу международные отношения. Но всё же года с 85-го у меня были авторские вечера на всех знаменитых международных фестивалях поэзии в Лондоне, в Кембридже, Роттердаме, Торронто, Филадельфии. Стихи переведены на все главные европейские языки, также на японский, турецкий, китайский. Теперь те, кто боялись, что я сбегу, - боятся, что я не сбегу, а напишу ещё не одну "Звезду Сербости". И пусть боятся!.. В "Известиях", а следом и в других печорганах, проскочила неряшливая заметка, где меня обозвали лауреатом Госпремии и за эту ошибку не извинились перед читателями. Премии мои таковы: "Золотая роза" (Италия), "Триумф" (Россия), премия имени А.Д. Сахарова (Россия). Мои дальние предки пришли в Россию из Испании, по дороге они жили в Германии. Я верую в Творца Вселенных, в безначальность и бесконечность, в бессмертие души. Никогда не была атеистом и никогда не была членом какой-либо из религиозных общин. Множество сайтов, публикующих списки масонов России, оказали мне честь быть в этих списках. Но я - не масон.
* * * И в чёрных списках было мне светло, И в одиночестве мне было многодетно, В квадрате чёрном Ангела крыло Мне выбелило воздух разноцветно. Глубокие старухи, старики Мне виделись не возрастом отвратным, А той глубокостью, чьи глуби глубоки - Как знанье тайное, где свет подобен пятнам. Из пятен света попадая в пятна тьмы, Я покрывалась воздуха глазами, Читая незабвенные псалмы По книге звёздной, чьи глаза над нами. Волнами сквозь меня, светясь, текло Пространство ритмов, что гораздо глубже окон. И в чёрных списках было мне светло, И многолюдно в одиночестве глубоком. 10 марта 2006
Я читал – было сказано в мудрой одной пословице, Что любовь - это крепость, и сила, и даже душа моя. А вокруг оглядишься – и волосы дыбом становятся От того, как другие калечат её, не думая. От того, как бросают, и топчут, как легкомысленно В неё верить перестают. Ну конечно, дело ли – Как поверишь, она необъятна и не исчислена, Измерителей силы любви-то пока не сделали. Не схватить ее в горсть, не собрать её в образ чёткий, Не сказать, что там именно светится между вами, Только что говорить, если даже зубные щетки Ваши в ванной друг к другу повёрнуты головами… И сломать это просто, но нету страшнее бедствия – Перед небом два раза не срежешься на экзамене. То, что разные вы – не причина, скорее, следствие: Не цветет без воды земля, нет без ветра пламени. Я не мастер речей, я не гуру, знакомый с ведами. Да и кто будет слушать меня, дурака, уродца? Только те, кто из мрака вели меня, мне поведали, Что любовь – она есть. И есть смысл За нее Бороться.
Боль находит в тебе проёмы, находит щели и становится управляющим в хрупком теле, заполняя поверхности и пустоты, боль доходчиво объясняет, куда ты, кто ты.
Боль обыщет тебя внутри, а потом снаружи, незаметно обескуражит, обезоружит, выбьет спесь и придурь, налёт и накипь, осветит во мраке, повесит знаки, ты подумаешь, боль сильнее, но это враки.
Ты — есть то, что держит её, вмещает, это боль тебя мониторит и навещает, без тебя она ноль: угаснет и обнищает,
но пока ты жив, исповедуй нежно привкус соли, солода и железа, тише, тише, колышется под одеждой: мне не больно, не больно, мне неизбежно.
В развалинах мерцает огонек, Там кто-то жив, зажав огонь зубами, И нет войны, и мы идем из бани, И мир пригож, и путь мой так далек!.. И пахнет от меня за три версты Живым куском хозяйственного мыла, И чистая над нами реет сила — Фланель чиста, и волосы чисты! И я одета в чистый балахон, И рядом с чистой матерью ступаю, И на ходу почти что засыпаю, И звон трамвая серебрит мой сон. И серебрится банный узелок С тряпьем. И серебрится мирозданье, И нет войны, и мы идем из бани, Мне восемь лет, и путь мой так далек!.. И мы в трамвай не сядем ни за что — Ведь после бани мы опять не вшивы! И мир пригож, и все на свете живы, И проживут теперь уж лет по сто! И мир пригож, и путь мой так далек, И бедным быть — для жизни не опасно, И, Господи, как страшно и прекрасно В развалинах мерцает огонек.
Вытаскивал с поля боя солдат. Прилетела граната и ему чтобы спасти окружающих пришлось накрыть собой. Лёг на гранату, а Выжившие сослуживцы решили что он мёртв и оставили его. Очнулся - перебинтовал перебитые ноги. Еле живым был найден бойцом из другого подразделения. Ему сказали, чтобы не отключался - разговаривал ... А он прочёл свои стихи.
Когда физическая слабость нахлынет вдруг волной, Хожу, держась за всё, что в жизни любимо мной, Хожу, качаясь в ритме ветра, как лист на ветке, Как ходим ножками впервые, когда мы - детки.
В тумане слабости внезапной - всего мне ближе Любовь, с которой всё родное прекрасно вижу, Качаясь в ритме ветра жизни, держась за стены, Дверные ручки - эти штучки мне драгоценны.
В наплыве слабости внезапной - ни в коем случае Не падать в обморок, а вспомнить всё наилучшее И за него держаться крепко, без хлипкой жалобы, - Ходить, как ножками впервые по доскам палубы.
В тумане слабости внезапной держаться надо За всё любимое тобою, и силой взгляда К себе притягивать родное, его так много, Оно - небесное, земное, как Чувство Бога.