[Воин Духа]

А откуда такая уверенность что другие так не делают?

Дело в том, что практик и применяющий Учение в жизни отличается от не применяющего тем, что у первого есть эталон, которому он всегда следует. Этот эталон вообще не из человеческой жизни, он выбивается из нее, потому что ведет в Надземное и земли не касается вообще, если человек не захочет, а главное сможет воспринять эту Истину.
Это ведь касается всего, любой темы. Человек применяющий канон "Господом Твоим" в идеале настолько самозабвенно это делает, что его вообще нет. Это видно по интонации.
Например здесь - посмотрите:

Отрывки. "Из пещер и дебрей Индостана"

"Он вдруг воспрянул перед нами, словно вырос из-под мраморного пола киоска; весь облитый дрожащим, сильно колеблющимся от ветерка, светом восковых свеч, он стоял у входа, неподвижный, опустив глаза и со сложенными на груди руками. Длинные фантастические тени скользили по его белой одежде и лицу, придавая его маленькой, тонкой, почти прозрачной по худобе фигурке что-то странное и неземное в ее очертаниях.

- Сарва бхишта ммундаха!.. (Да исполнятся все ваши желания!) - прозвучал его тихий, нежный, как у девушки, голосок, на тамильском языке.

Мы все отвечали на его приветствие, кто как знал и умел. Мульджи и Нараян, бормоча что-то по-санскритски (должно быть, формулу), закрывая ладонями уши и оба низко кланяясь; бабу, скаля зубы и со сложенными вместе ладонями; я, пробормотав сквозь зубы обыкновенное приветствие по-английски.

Зато полковник отличился, удивив присутствующих вообще, а меня насмешив к тому же несказанно.

Он согнулся в три погибели и, заложив уши ладонями по примеру двух индусов, вдруг распластался перед смиренно стоявшим перед ним юношей и почти уткнулся носом в его голые ноги...

Мы все бросились к нему, думая, что он поскользнулся, слишком низко кланяясь, и упал. Но он вскочил на ноги также проворно и, приветствуя посла еще раз, проговорив "салам" и, прикасаясь правой рукой ко лбу, приглашал его левой к скамье у стола со всевозможными знаками подобострастного уважения, словно у него дело шло о приеме принца крови.

- Что вы такое творите, полковник? - сказала я ему тихо по-французски. - Ведь он подумает, что вы смеетесь над ним.

- Ради Бога, ни слова! я его узнал... хотя такур только намекал мне про него... Он не простой чела, не ученик, а адепт "Братства Рощи"...<<196>> Вы слышали, он приветствовал нас на тамильском наречии?.. - прошептал в ответ полковник тоже по-французски.

- Так что же это доказывает? Он...

- Извините меня, madame et monsieur... что я вас прерываю... Но я говорю по-французски, я родом из Пондишери, - вдруг огорошил нас на языке Виктора Гюго новоприбывший тем же тихим, нежным голоском, в котором не слышалось ни малейшей нотки насмешки, столь понятной бы в его случае.

Я не выдержала и расхохоталась на весь сад; но полковник почему-то рассердился, хотя и скрыл довольно ловко неприятную конфузию.

- А... вы из Пондишери? Очень, очень рад. Значить, нам будет легче объясняться... А я уже было боялся, что мы не поймем друг друга...

- Я говорю и по-английски, - прозвучал тот же голос.

- Превосходно! - воскликнул полковник, и тут же, и столь же внезапно он видимо утрачивал кое-что из своего благоговения пред таким обширным светским образованием в ущерб, как он полагал, наукам мистическим. - Превосходно! Садитесь же сюда к столу и познакомимся... Вы к нам от такур-саиба?..

- Да, это он послал меня к вам...

- Вы его чела?.. Ах да, извините меня, между прочим, что я принял вас за одного из Братства Рощи... Я полагал...

И, не высказав, что именно он полагал, полковник весело, хотя немного и принужденно, рассмеялся.

- Вы не должны извиняться, потому что вы угадали верно... я действительно принадлежу к этому братству.

Мне сделалось положительно жаль полковника, до такой степени он растерялся при этом новом поражении. Широко раскрыв под очками зрачки, не сводя глаз с лица юноши, бедный президент смотрел на него таким растерянным взглядом, как будто видел пред собою выходца с того света. Смотрела и я на него с величайшим любопытством, а за мной и два индуса: Мульджи и бабу. Один Нараян сидел, грустно поникнув головой и, казалось, смотрел лишь в самого себя, не замечая никого и ничего.

- Вы... вы один из этих удивительных адептов... Вы садху!. Я так и знал... Я это предчувствовал!..

- Oh my prophetic soul! - тихо продекламировал бабу из Гамлета.

- Пока только кандидат в оные: скромный шишия <<197>> к вашим услугам, полковник-саиб, которому такур-саиб поручил ваше предварительное воспитание, если позволите.

Незнакомец говорил тихо, серьезно и с большим достоинством. Ни малейшей улыбки на его юношеском, почти детском лице, без малейшего следа бороды и с еле заметным пушком на верхней губе. На вид ему казалось не более шестнадцати лет. Только вглядываясь пристальнее в его замечательное лицо, несомненно дравидского типа, можно было заметить на нем признаки возмужалости. Он сидел у стола, и теперь на него падал яркий свет лампы, позволявший мне рассмотреть вернее его черты. Он был еще ниже ростом и вообще еще миниатюрнее нашего маленького бабу. Его крошечные, как у десятилетней девочки, ручки лежали на столе, напоминая мне своею атласистой кожей и цветом красивые бронзовые руки на пресс-папье. Овальное, поражающее своею худобой и нежностью лицо, с маленьким прямым носом, маленьким с тонкими губами ртом и неестественно огромными глазами и бровями, черными, словно он их намазал дегтем, все это осененное львиной гривой, вьющиеся волны которой падали в беспорядке на его уши, лоб и плечи. Костюм его состоял, как и у нашего бабу в знойные дни, из нескольких аршин тончайшей белой кисеи, из-под которой виднелись угловатые очертания его изможденного остова. Две глубокие морщинки между бровей, такие же складки у углов рта и глаз красноречиво опровергали первое впечатление юности. Позднее мы узнали, что ему далеко за тридцать лет.

Он сидел не двигаясь, как бы почтительно ожидая вопросов и вперив спокойный, ничего не выражающий взор в полковника. Если бы не легкое колыхание его ожерелья из семян рудракши,<<198>> его можно было бы принять за каменное изваяние, так мертвенно и неподвижно было его лицо.

- Я имею к вам письмо от такура-раджи и маленький подарок, - прервал молчание посланный.

Запустив руку под кисею, он извлек из ее широких складок сперва запечатанный конверт, а затем коробочку, и положил оба предмета пред полковником. При виде их наш президент наконец встрепенулся и тут же вошел опять в свою колею.
- А!.. весьма, весьма благодарен вам... мой гуру!.. - отвечал полковник с веселой улыбкой. - Вы позволяете?.. - указывая на письмо.

Гуру (учитель) сделал легкий поклон и жест одобрения, которые принесли бы честь любому маркизу парижской гостиной, до того оба были запечатлены достоинством и грацией."

Такой человек это нечто из рамок выходящее. Ибо его эталон вообще не из этого мира. Так и должно быть у каждого практикующего. Он должен быть устремлен в Надземное всегда, и со стороны может казаться что человек как-будто и отсутствует, хотя на самом деле он просто очистил ум, и сосредоточился.