[Migrant]

Ранним субботним утром, часов в семь, я ехал на работу. Купил в киоске газету и собирался пол часа дороги провести в чтении. Народу, естественно, было мало и я, неспеша, зашел в свой вагон. Поначалу я оторопел. На скамье для пассажиров сидел парень, лет 25, по пояс голый, босиком, в одних только джинсах. Он смотрел в одну точку с очень заин-тересованным видом. «Псих?! Или обкуренный наркоман? Нет, наверное, всё же псих. Но откуда он в такое раннее время? Кто его в метро пустил? А может, ограбили и раздели? Но кто же рано утром будет грабить? Ночью еще другое дело – могут раздеть, но сейчас-то раннее утро».

Я прошел мимо и уселся поодаль от него. Развернул газету, постарался оставаться равно-душным, но не смог. Если это псих, то куда смотрит милиция.… Впрочем, если и раздели, куда она тем более смотрит? А парень тем временем встал в полный рост, и стал смотреть на схему маршрута. Очень внимательно и скрупулезно разглядывал линии и кружочки, ибо ничего иного там не увидишь. «Ну, точно, псих». И я успокоился, продолжая теперь уже внимательно читать газету, лишь изредка поглядывая в его сторону: как бы он там не забуянил. Время такое, гнилое: психов удержать в больницах и то не могут.

- Ну ты чо, парень? Раздели?
Рядом с психом присел парень примерно одного с ним возраста и глядел на него снизу вверх. Напротив сидел его друг, который похохатывал ему в поддержку. Псих же смотрел куда-то в сторону и хмыкнул утвердительное.
-Да ты садись, в натуре. Холодно?... Так где тебя раздели?
Очень не хотелось, чтобы эти, загулявшие до утра парни, стали бы задирать психа. Видно мы с ним были солидарны в этой мысли. Поэтому он отводил взгляд и старался не смот-реть на своих собеседников. Но что-то меня успокоило. По всей видимости, долгий за-думчивый взгляд, в котором он то ли вспомнил нечто, то ли подумал о чем-то своем

Похоже, усмирения психа не будет. Так, обычная полупьяная болтовня в грохочущей под-земке.. Всё же сидели они не рядом, и мне невозможно было услышать весь их разговор. Я опять стал читать газету. Когда глянул в очередной раз, то псих всё так же стоял смирно рядом со схемой метро, но уже был одет в рубашку-полувер, а его сосед кутался в свою коротенькую кожаную куртку, сквозь разрезы которой виделось голое тело. Мои глаза расширились от удивления. Благодетель протягивал психу купюру. И кажется Пятихатку.
- На улице всё же холодно, не май месяц!
-Гы-гы-гы, - вторил ему то ли дружбан, то ли попутчик . Дело-то было 30 апреля, как раз за день до пасхи.
Псих денег не брал. Но когда благодетель посерьёзнее на него наехал, псих деньги взял, но тут же положил «пятихатку» на скамью. Не бросил, но вежливо положил. Благодетель взял купюру и опять стал протягивать её.
-Я тебе дал эти деньги – они теперь твои. Делай с ними что хочешь.

Я опять отвернулся – не смотреть же на первенство вагона по добродетели. Что-то было театральное во всем этом. Но вот мы стали подъезжать к очередной станции, похоже, что к Садовой, и благодетели теперь уже стояли у дверей. Они что-то радостно и возбужденно говорили психу, который теперь уже опять сидел, поджав ноги, как демон на картине Вру-беля и взгляд его был не столь пустым, но он продолжал смотреть куда-то в сторону. Стеснялся. Но позор уже не так жёг его душу. На Достоевской он на цыпочках пробежал по лавке и спрыгнул сразу же на платформу, словно ноги его были мокрыми, и он боялся тут, в вагоне, наследить. Когда мы уже отъезжали от станции, я заметил его в толпе, семе-нящего на носках и внимательно рассматривающего что-то впереди.

Так всё же и непонятно: псих он или загулявший где-то до утра, а потом раздетый кем-то парень. Да и не это важно. Важно, что ехали в нашем вагоне парни, которые сняли с себя рубаху и дали её ему: то ли психу, то ли гуляке. И даже не важно, из каких побуждений, главное, что смогли снять с себя и отдать.
Добру надо обучаться, пусть это будет сначала даже таким образом. В следующей раз бу-дет легче сделать Добро и привычнее протянуть руку помощи. И так до полного отказа от самолюбования.