[абрикос]

Августовской прохладой имя звучит

Твой иконный и строгий лик
По часовням висел в рязанях.
С. ЕСЕНИН.
(Записала
Татьяна МЕЛЬНИКОВА, собкор «Вятского Края». Газета "ВК" 5.10.95.)

Воздадим должное Женщине:
Пушкин без Натальи Гончаровой немыслим. Есенин без Августы Миклашевской - не Есенин. И, не приемля ахматовскую женскую ревность к подруге поэта, возблагодарим зтих женщин за тот клад, который без них нам не достался - бы, - Поэзию Любви.

Художественный образ:


Облик фотографический:


В военные годы актриса А.А. Миклашевская жила в скромной клубной гримерной в г. Слободском. Наверное, это был очень трудный период ее жизни. Но театр - он и в столице, и в провинции театр, с талантами и поклонниками. И, может быть, слободской врач Эмилия Ивановна ПЭМА - единственная, кто, не претендуя на историческую точность, призвав на помощь свои детские воспоминания, обложившись томами есенинских стихов и воспоминаний о нем, может что-то сказать об этой женщине, В основе зтих воспоминаний не научный поиск, а единственно любовь русского интеллигента к поэзии, Поэту и его музе...


"Когда я окончательно заболела Есениным, его циклом «Любовь хулигана», его любовью, тогда поняла, ЧТО я много лет назад упустила. Ведь было рядом, рядом, а я не верила, не приняла.

Я к этой женщине, Августе Леонидовне Миклашевской, единственно no-настоящему любимой С.А. Есениным, пришла через упрямое детское неприятие. Я её не любила, не признавала, ничего не хотела о ной слышать... Это было в мои проклятущие 13 лет, в военные годы, когда только начала мало-мальски соображать.

Все тогда, в 1942 г., знали, кто такой Есенин: стихи писал, по пьянке убил себя, его книжки никому не нужны, запрещены, за них можно угодить туда, куда никому не хочется. Но в каждой культурной семье в провинции в ходу были имена Надсона, Мережковского, Соловьева, Бальмонта, и вопреки всему всплывал Есенин с его бесподобно красивыми стихами. Он присутствовал в семьях, и как прекрасно было петь «Письмо к матери», особенно с мамой... В 50-х годах его стихи уже можно было читать вдоволь.

Я не просто его поклонница. Я его люблю. Это мой поэт. Читая все подряд, обратила внимание: есть серия стихов особенно нежных, чувственных, проникновенных и... адресных. «Заметался пожар голубой...», «Ты такая ж простая, как все...», «Пускай ты выпита другим...", "Дорогая сядем рядом...», «Ты прохладой меня не мучай...» и еще, и еще...

Возвращалась назад, опять читала про клены, про кошек и собак, мать, сестру, разных женщин - нет, это все не то. И снова: «Первый раз я запел про любовь, первый раз отрекаюсь скандалить». Как это первый раз? Два раза был женат, и еще как женат, весь мир наблюдал за его второй женитьбой - на Айседоре Дункан, и вдруг в 23-м году запел первый раз про любовь, и разлилось половодье нежности, грусти, сожалений. «Расскажу, как текла былая наша жизнь, что былой не была...» Мороз по коже...

Вот ее портрет,] но можно не смотреть, а только стихи читать - он рисует ее словом, любимую свою женщину. Это вам не Васса Железнова, не «41-й». «Августовской прохладой имя твое звучит...» Единственная среди всех, кто после смерти его поспешила с воспоминаниями, сказавшая: я ничего не сделала, чтобы остановить.

В детстве мы смотрим одними глазами, в зрелости - другими. Годы ушли, и сейчас одолевает чувство вины перед собой за все: маме мало тепла дала, мужу много чего хорошего не сказала, И вот - эта женщина, была рядом, можно было потрогать, наговориться, поглядеть в глаза! Нет... И вот теперь она не дает мне покоя.

В 1942 г. в Слободской приехал и расположился в клубе им. Горького Кировский драмтеатр, так как в Киров эвакуировался Ленинградский Большой драматический. Августа Леонидовна Миклашевская, актриса Московского камерного театра, приехала с кировчанами. Я не знаю, с каких пор была она в Вятке, как оказалась в театре, я не знаю о ее Жизни здесь... Я знаю только, что в одной из гримерных клуба жила она, вдохновившая Поэта России на вечные его стихи.

Мы тогда говорили не «клуб», а «театр», потому что труппа приехала настоящая, артисты были настоящие, афиши - настоящие. Театр во время спектаклей был забит до предела, люди шли душу успокоить от войны.

Война и все, что было до нее, не располагали к нежности, лирике. Отцы на войне, в семьях еще узелки со сменой белья и горстью сухарей не распакованы, потому что Колымой еще пахло. Ссыльных в Слободском было очень много, и девчонки, о которых пойдет речь, тоже были дочерьми репрессированных. Но они - звездочки, умницы, самые пионерки из пионерок, самые правильные.



Мои подруги целый день пропадали за кулисами театра. Они не просто общались с Августой Леонидовной, они были с ней близки, как могут быть близки восторженные девочки с одинокой женщиной в чужом городе,

Они приходили от нее в восторге, рассказывали, какая она красивая и талантливая, как водила их по театру, рассказывала о нем.
Но когда они заявили, что она - подруга Есенина!.. Ха, сказала я, из ревности, может быть, у нас ведь был квартет, была клятва, общая любовь к молодому учителю, а потом общая разлюбовь. Но, главное, это был 42-й год. Есенин был «контра». Я так и сказала: «Ваш Есенин - контра, и подружка его - контра. И какая она подружка? Он дома своего не имел, по гостиницам жил, и в каждой у него было по подружке». Вот так я это приняла. Только Есенина этим несчастным дочкам «врагов народа» и не хватало!

Только что им мои опасения! Они: хвастались, как Миклашевская учила их при помощи пластыря менять черты лица. Чего только мы не лепили, чтобы воспроизвести эту науку дома, и хохотали над собой. В их рассказах звучали имена Таирова, Качалова, Мейерхольда.
И читала, читала она им стихи С.А Есенина. Она писала, что после смерти Есенина ее приглашали читать его стихи, посвященные ей, в концертах. Она отказывалась. А этим пичугам она читала его стихи. Я не слышала, меня там не было, но как, я думаю, это могло звучать!

Она учила их читать. Нина выучила сцену «У фонтана» из «Мазепы» и в 13 лет читала: «Не как раба желаний мелких мужа, наложница случайная твоя, а как тебя достойная супруга, наследница московского престола...» В устах-то девчонки! Я ерничала. Раздавая на большой перемене 50 г военного хлеба. Нинин кусок я сопровождала: «Тебе - не как рабе...»

0ни, надо думать, рассказывали ей обо мне, о моем увлечении музыкой, потому что однажды она переслала мне с ними ноты. Ах, где теперь эти ноты Миклашевской?! Баллада «Лесной царь» Шуберта. Я яро играла, Нина истошно читала: «... к отцу, весь издрогнув, малютка приник (по сей день помню слова баллады), прижав его, греет и гладит старик...» Не зная мелодекламации, мы «не спелись», и я в сердцах бросила Нине: «Забирай свои ноты. Пусть твоя Миклашевская сама играет и читает».

Помню ли я ее? Помню. Она была хороша, хорошего роста, имела царственную осанку, Я смотрела ее в «Без вины виноватые», когда мои семейные дела были драматичны, и сюжет Островского ложился на мои душу и мысли. Миклашевская-Кручинина довела меня до потрясения, до слез горчайших и отчаяннейших. Было ли потом с тех детских слез у меня в театре сопереживание сильнее?! Она играла бесподобно. Это - ее роль. Еще в «Разломе» Лавренева она играла Машу...

... Потом я до смерти хотела с ней познакомиться, но гордость... Раз у меня ничего не вышло с «Лесным царем», а вальсы Штрауса у меня хорошо получались, я взяла вальсы, на них было написано «Миля Малых», и пошла к ней поиграть. Одна. Для храбрости взяла с собой двух театральных детей (папа, кажется, осветитель) - девочку Ласточку и мальчика Франтика. Дома, то есть в гримерной, ее не оказалось. Я отдала ноты девочке, и мои вальсы улетели вместе с Ласточкой.

Но вот я думаю: где она тогда была? Ходила ли незаметной по нашему городу, привычному к эвакуированным, стояла ли в очереди за хлебом? Ведь что-то готовила она для себя, чем-то грелась в холода, стирала, кто-то ее видел, говорил с ней. Она рассказывала девочкам о сыне, была озабочена его судьбой, ничего о нем не знала и была, наверное, очень одинока в Слободском. И мои подруги,эти три воробышка ей душу отогревали, пока она уводила их в свой театральный мир.

... И все-таки наш Слободской - особой судьбы город, над ним перст Божий. Самые драгоценные женщины - вдохновительницы коснулись его земли легкой стопой. Наталья Гончарова-Пушкина-Ланская («огончарован»!). Августа Миклашевская («Я б навеки нашел за тобой...»). Любимые женщины великих российских Поэтов. Самыми главными, самыми нежными и совершенными стихами мы обязаны им.

И попомните меня: они, эти женщины, мелькнули здесь с интервалом в 100 лет; где-то в 2040-х годах приедет сюда еща одна драгоценная женщина какого-то российского народного любимца и пройдет незаметной среди нас, как Наталья Николаевна и Августа Леонидовна. До поры. До времени...

Ты такая ж простая, как все

Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.
Знаешь ты одинокий рассвет,
Знаешь холод осени синий.

По-смешному я сердцем влип,
Я по-глупому мысли занял.
Твой иконный и строгий лик
По часовням висел в рязанях.

Я на эти иконы плевал,
Чтил я грубость и крик в повесе,
А теперь вдруг растут слова
Самых нежных и кротких песен.

Не хочу я лететь в зенит,
Слишком многое телу надо.
Что ж так имя твое звенит,
Словно августовская прохлада?

Я не нищий, ни жалок, ни мал
И умею расслышать за пылом:
С детства нравиться я понимал
Кобелям да степным кобылам.

Потому и себя не сберег
Для тебя, для нее и для этой.
Невеселого счастья залог -
Сумасшедшее сердце поэта.

Потому и грущу, осев,
Словно в листья в глаза косые...
Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.
С.Есенин