Академическая музыка СССР





Патриарх композиторского цеха Сергей Прокофьев


Классическая, симфоническая и оперная музыка СССР эволюционировала от революционных экспериментов 20-х к более академическому стилю Сталинского периода. Наиболее значительными композиторами были Сергей Прокофьев, Дмитрий Кабалевский, Георгий Свиридов, Дмитрий Шостакович, Кара Караев, Арам Хачатурян.
В 1932 году был основан Союз композиторов СССР, который стал как главным организационным, так и главным цензурным органом советской музыки.
В сталинские времена не одобрялась слишком экспериментальная, не доступная массам музыка. В прессе по поводу таких премьер появлялись разгромные статьи (см. например «Сумбур вместо музыки», Об опере «Великая дружба»), исполнение «вредных» вещей прекращалось на длительный срок. Композиторов, досадивших цензуре, могли исключить из Союза Композиторов, что резко ограничивало возможности для работы; бывали случаи, когда ССК распускался вовсе из-за таких скандалов.
В то же время, в СССР сложилась система общедоступного музыкального образования, вырастившая многих талантливых композиторов и исполнителей. Были открыты десятки музыкальных учебных заведений, среди них Московская, Калининградская, Ленинградская и другие филармонии. Советская опера и советский балет высоко ценились в мире, как и оркестры и военные ансамбли (Ансамбль песни и пляски Российской армии, Виртуозы Москвы, Государственная симфоническая капелла.
В 60-х годах в советском музыкальном пространстве начинают появляться композиторы, тесно связанные с авангардными течениями — в частности, Альфред Шнитке. Сочинения многих композиторов, свободно экспериментирующих с мировыми музыкальными традициями и не отвечающих советским стандартам академической музыки, практически не исполнялись и не издавались. Получила известность так называемая «хренниковская семёрка» (Елена Фирсова, Дмитрий Смирнов, Александр Кнайфель, Виктор Суслин, Вячеслав Артёмов, София Губайдулина, Эдисон Денисов), чьё творчество подверглось резкой критике со стороны Тихона Хренникова на VI съезде Союза композиторов в ноябре 1979 г.
Следует также отметить таких композиторов-авангардистов, как Николай Каретников (склонялся к нововенской школе Арнольда Шёнберга) и Галина Уствольская.
Музыка из кино

Очень часто песни и мелодии доходили до слушателя и приобретали популярность через саундтреки к популярным фильмам.
Сочинением саундтреков не брезговали и «серьёзные» композиторы: например, Сергей Прокофьев писал музыку к историческим эпосам Сергея Эйзенштейна. В 1930-40-е особой известностью пользовались песни и оркестровая музыка Исаака Дунаевского, который писал в основном для фильмов Григория Александрова. Он работал в самых разных жанрах: от помпезных маршей до модного джаза. В «эпоху застоя» появилось новое поколение кинокомпозиторов: Владимир Дашкевич («Шерлок Холмс»), Микаэл Таривердиев («Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы, или С лёгким паром!»), Алексей Рыбников («Юнона и Авось»), сын Исаака Максим Дунаевский(«Ах, водевиль, водевиль», «Мэри Поппинс, до свидания!», « Д'Артаньян и три мушкетера», «Гардемарины, вперед!»), Александр Зацепин («Бриллиантовая рука», «Кавказская пленница», «Иван Васильевич меняет профессию» и других фильмов) и другие.
В 1956 году в советском кино появляется музыка композитора Эдуарда Колмановского. В 1972 году в фильме «Большая перемена» прозвучал романс «Чёрное и белое» в исполнении Светланы Крючковой.
Начиная с 1970-х в советских саундтреках все чаще встречается ранняя электронная музыка. Пионером советской электроники был кинокомпозитор Эдуард Артемьев, известный в первую очередь по научно-фантастическим фильмам Андрея Тарковского. Его композиции в жанре амбиент появились раньше, чем сам этот термин был введён Брайаном Ино в 1978 году.
Отдельную категорию составляли песни из фильмов и мультфильмов для детей. Они писались на легкие, запоминающиеся мелодии, обычно на заранее сочиненные тексты, поэтому роль поэта-песенника здесь была особо высокой. Известные композиторы, писавшие для детей — Геннадий Гладков («Бременские музыканты», «По следам бременских музыкантов», Как Львёнок и Черепаха пели песню), Алексей Рыбников («Приключения Буратино», Про Красную Шапочку), Евгений Крылатов (Приключения Электроника, Гостья из будущего, Чародеи), Григорий Гладков("Пластилиновая ворона, Кубик совместно с Юрием Чернавским) . Наиболее заметные поэты-песенники — Юрий Энтин и Михаил Пляцковский.
Джаз в СССР




Джаз-оркестр Валентина Спориуса. Играл в Куйбышеве (Самара) перед сеансами в кинотеатре «Фурор». 1937.


Джаз-сцена зарождается в СССР в 20-е годы одновременно с её расцветом в США. Первый джаз-оркестр России был создан в Москве в 1922 г. поэтом, переводчиком, танцором, театральным деятелем В. Парнахом и носил название «Первый в РСФСР эксцентрический оркестр джаз-банд Валентина Парнаха»[1]. Первым профессиональным джазовым составом, выступившим в радиоэфире и записавшим пластинку считается оркестр пианиста и композитора Александра Цфасмана (Москва). Ранние советские джаз-банды специализировались на исполнении модных танцев (фокстрот, чарльстон).
Джаз приобрёл широкую популярность в 30-е, во многом благодаря ленинградскому ансамблю под руководством актёра и певца Леонида Утёсова и трубача Я. Б. Скоморовского. Кинокомедия с его участием «Весёлые Ребята» (1934) была посвящена истории джазового музыканта и имела соответствующий саундтрек (написанный Исааком Дунаевским). Утёсов и Скоморовский сформировали оригинальный стиль «теа-джаз» (театральный джаз), основанный на смеси музыки с театром, опереттой, большую роль в нём играли вокальные номера и элемент представления.
Заметный вклад в развитие советского джаза внёс Эдди Рознер — композитор, музыкант и руководитель оркестров. Начав свою карьеру в Германии, Польше и других европейских странах, Рознер переехал в СССР и стал одним из пионеров свинга в СССР и зачинателем белорусского джаза. Среди других известных биг-бэндов тех лет — оркестры Александра Цфасмана и Александра Варламова, оркестр Олега Лундстрема, ансамбль «Мелодия» Георгия Гараняна.
Отношение советских властей к джазу было неоднозначным: отечественных джаз-исполнителей, как правило, не запрещали, но была распространена жёсткая критика джаза как такового, в контексте критики западной культуры в целом[2]. В конце 40-х гг. во время борьбы с космополитизмом в СССР джаз переживал особо сложный период, когда коллективы, исполняющие «западную» музыку, подвергались гонениям[3]. С началом «оттепели» репрессии в отношении музыкантов были прекращены, но критика продолжилась.
Многие мэтры советского джаза начинали свой творческий путь на сцене легендарного московского джаз-клуба Синяя Птица, который существовал с 1964 по 2010 год.
Одним из первых советских джаз-роковых ансамблей стала группа Арсенал саксофониста Алексея Козлова. Впоследствии ансамбль экспериментировал как с фри-джазом, так и с более традиционными формами. Среди исполнителей авангардного джаза выделяется трио ГТЧ (Ганелин—Тарасов—Чекасин), благодаря которому западная аудитория впервые услышала и высоко оценила советских музыкантов, исполняющих новаторские, свободные формы джаза.
Эстрадная песня

«Артистами эстрады» в советское время, как правило, называли исполнителей традиционной популярной музыки (хотя собственно понятие «эстрада» значительно шире). Они исполняли песни, написанные профессиональными композиторами и поэтами. Песни были рассчитаны на вокальное мастерство, обладали чёткими, запоминающимися мелодиями, аккомпанементу уделялась второстепенная роль. Поэтому на советской эстраде преобладали сольные певцы и певицы с хорошими вокальными данными, не играющие на инструментах и не пишущие сами свой репертуар.
Среди артистов раннего периода — Леонид Утёсов (также один из пионеров советского джаза), Любовь Орлова, Клавдия Шульженко, Рашид Бейбутов. Среди артистов «оттепели» и эпохи «застоя» — Юрий Гуляев, Лариса Мондрус, Аида Ведищева, Капиталина Лазаренко, Гертруда Юхина, Гюлли Чохели, Тамара Миансарова, Лидия Клемент, Эдуард Хиль, Людмила Сенчина, Эдита Пьеха, Владимир Трошин, Майя Кристалинская, Вадим Мулерман, Анна Герман, Валерий Ободзинский, Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, Людмила Зыкина, Алла Пугачёва, Валерий Леонтьев, София Ротару, Лев Лещенко, Валентина Толкунова, Ольга Зарубина, Сергей Захаров. Песни в исполнении этих артистов часто входили в саундтреки к кинофильмам, и наоборот, песни из кинофильмов часто входили в репертуар эстрадных артистов.
Поскольку традиционная популярная музыка была основным, официальным направлением советской эстрады, она подвергалась особо тщательной цензуре. Музыка к песням обычно писалась членами Союза Композиторов (наиболее известные — Александра Пахмутова, Василий Соловьёв-Седой, Тихон Хренников, Давид Тухманов, Раймонд Паулс, Эдуард Ханок, Евгений Крылатов и др.), а тексты песен — профессиональными и благонадёжными поэтами (Михаил Матусовский, Василий Лебедев-Кумач, Николай Добронравов, Владимир Харитонов, Роберт Рождественский, Игорь Шаферан, Михаил Танич, Леонид Дербенёв, Юрий Энтин, Илья Резник, Григорий Виеру, Янис Петерс). Всё это определяло как высокие требования к материалу, так и узкие рамки творчества, особенно в плане лирики. Для эстрадных песен в основном писали либо патриотическую, либо любовную лирику.
Вокально-инструментальные ансамбли




ВИА «Цветы».


Особой частью советской эстрады было движение ВИА (Вокально-Инструментальные Ансамбли), которое зародилось в конце 1960-х. ВИА представляли собой официальные коллективы из профессиональных музыкантов, исполняли песни, написанные профессиональными композиторами и поэтами (не обязательно членами группы), и прошедший утверждение худсовета[4]. Вместе с тем, стиль этих ансамблей заметно отличался от «традиционной эстрады» и был ориентирован на молодёжь. Официальный статус отделял ВИА от «авторской песни» того же периода. Пластинки ВИА издавались на рекорд-монополисте, фирме «Мелодия».
ВИА состояли из профессиональных музыкантов, во главе с художественным руководителем. Их составы бывали обширны — 6-10 и более человек, в них входили по нескольку вокалистов и мультиинструменталистов. Участники часто менялись, а различные песни могли исполняться различными солистами.
Среди самых известных ансамблей: — «Песняры», «Поющие гитары», «Веселые ребята», «Лейся, песня», «Цветы», «Земляне», «Самоцветы», «Иверия», «Поющие сердца», «Ариэль», «Верасы», «Сябры», «Красные маки», «Верные друзья», «Калинка», «Лада», «Акварели», «Голубые гитары», «Надежда», «Музыка», «Коробейники». Иногда ВИА выступали как аккомпанирующий состав известного сольного исполнителя, как, например: Юрий Антонов с группами «Аракс» и «Аэробус», Алла Пугачёва и ВИА «Рецитал», София Ротару и ВИА «Червона рута».
Стиль музыки, исполнявшийся ВИА, разнообразен и неоднороден. Он включал в себя как фолк и народные песни, так и диско, рок-музыку и новую волну. Среди характерных инструментов, кроме гитар и ударных, присутствовали синтезаторы, духовые инструменты, и народные инструменты. Звучание ВИА многие рассматривают как специфический жанр в советской популярной музыке[5].


Авторская песня

Авторской песней, или бардовской музыкой, называют движение, возникшее из исполнителей любительских песен студентов, геологов и туристов[6]. Авторская песня возникла в художественной самодеятельности и быстро приобрела популярность. Её исполнителей называли «бардами».
Барды исполняли песни под акустическую гитару, обычно без других инструментов. Среди наиболее известных бардов — Булат Окуджава, Александр Галич, Юрий Визбор, Владимир Высоцкий, Сергей и Татьяна Никитины.
Поклонники авторской песни образовывали клубы самодеятельной песни по всей стране. Хотя издания фонограмм бардовской песни были редки и чаще всего, делались энтузиастами самиздатом, многие песни становились популярны благодаря исполнению любителями.



Группа «Кино», 1986 год.


Русский рок

Первые советские рок-группы появились ещё в середине 1960-х на волне битломании, однако до середины 1970-х представлял собой в основном подражание музыке зарубежных исполнителей. Среди сформировавшихся в 1970-е групп наиболее известны Машина Времени, Аквариум, Автограф, Пикник. Подобно бардам того периода, ранние рок-группы распространяли альбомы только через самиздат и считались самодеятельными. Распространённой формой выступления был квартирник — стихийный концерт на квартире у музыкантов или их знакомых с приглашением только близких друзей.
Расцвет русского рока пришёлся на 1980-е годы, а с началом Перестройки и гласности у музыкантов появилась возможность выступать на концертах, не опасаясь преследования за частное предпринимательство или тунеядство, как это было раньше. В СССР были созданы рок-клубы, сформировались известные, и частично по сей день действующие рок-группы, прошли первые рок-фестивали (Тбилиси-80, Литуаника 85-89, Подольск—87). На русский рок 1980-х большое влияние оказал жанр «новой волны». Также появились и первые группы в жанре хеви-метал и панк-рок. Наиболее успешные группы 1980-х — Кино, Алиса, ДДТ, Ария, Наутилус Помпилиус, Браво, Секрет, Бригада С.
Танцевальная диско-музыка

В 1984 году начинается «новая волна танцевальной музыки СССР». Первым ансамблем, исполняющим нечто совершенно новое, был «Форум» (лидер Виктор Салтыков). Группа исполняла музыку, близкую к западному стилю Hi-energy — механизированное ритмичное диско. В 1987 году Виктор Салтыков переходит в группу, играющую в стиле электро-поп с символичным названием «Электроклуб», где так же начинала певица Ирина Аллегрова. На диско переключился ансамбль Весёлые ребята, выпустив альбом Минуточку в 1987 году. Параллельно во второй половине 80х гг., вдохновлённые музыкой немецкого евро-диско проекта «Модерн токинг», появляются группы Мираж, Ласковый май (солист Юрий Шатунов), получившие на рубеже десятилетий невиданный успех. Однако советские исполнители почти никогда не копировали западных исполнителей. Ничего похожего на Ласковый май ни в Европе, ни в СССР, не наблюдалось: песни по-музыке напоминающие Бэд Бойз Блю и Модерн Токинг прежде не исполняли 15-летние юноши, а аранжировка была зачастую любительской. Эти и подобные группы собирали стадионы и были известны на всю страну. Тогда же стали появляются и «клоны» ансамблей, гастролирующих по Союзу. Другие известные коллективы этого и подобного стиля: Игорь Корнелюк, Маки, Сталкер, Анонс, Кристина (ныне Кристина Сorp.), Сладкий сон (ныне Vasuta и Сладкий сон), Левостороннее движение, Комбинация (солистка Алёна Апина), Шериф, Невский проспект, Маленький принц, Рома Жуков, Звёзды, Фея, Каролина и другие. В 1989 году диско (которое сейчас принято называть словом «диско 80х») и электро-поп существенно потеснили успех рок-групп, таких, как Наутилус Помпилиус, Бригада С и др. В 1990-91 году по количеству поклонников Ласковый Май превзошёл виднейшую певицу того времени Аллу Борисовну Пугачёву. Однако с распадом СССР практически все они перестали существовать, либо начали играть совсем другую музыку.

Помню ужас, пронзивший всё моё существо, когда, раскачиваясь на качелях, моя тетка упала, разбила свои колени и еле успела увернуться от летящей на неё качельной скамьи. Свою мать, сморщенную и сутулую старушку, бабушка называла кормилицей. Локня в войну была под немцами и они её сильно разорили. Бабушка сказывала, что покрестили меня в Спасо-Преображенском соборе на краю села, в пределе Николая-Чудотворца, где посреди разрухи теплился Божий дух. Когда кормилица умерла и голод подобрался к самому горлу, бабушка продала дом, и мы приехали к маме с папой в Ленинград. Они ютились в подвале на Третьей линии Васильевского острова в доме 42. После бабушкиного деревенского дома с пузатой огнедышащей печкой, отмытыми добела досками пола, деревянными лавками под окнами и просторными сенями, трудно было себе представить, ради чего люди могут жить в таких нечеловеческих условиях. Наша семья из пяти человек ютилась в десятиметровой конуре дровяного подвала на 3-ей линии Васильевского острова. Единственным украшением была бабушкина икона Богородицы и родительские гимнастёрки в орденах, висевшие на стене. Шкафа у нас тогда ещё не было. Спали мы на матрацах, набитых сеном и источающих знакомый деревенский дух. Мама пыталась свить там уютное гнёздышко, но получалась сырая, тёмная нора.
Ленинград душил меня маленьким пространством заставленной комнаты и каменным колодцем двора, лишенного травы, цветов и бабочек. Пока бабушка занималась хозяйством, я сидел на дровяных поленницах во дворе и ковырял землю совочком. Потом мы гуляли с бабушкой по набережной Невы, линиям Васильевского острова и глазели на витрины магазинов, выбирая себе подарки на Пасху и Новый год. Вечером после ужина, когда все укладывались на сон в нашем тесном подвале, бабушка, чтобы не будить остальных, шептала мне на ухо сказки. Но больше сказок я любил её рассказы про старину, про то как прапрадеда освободили от крепостного права и дали надел земли, как он посадил липы и построил свой дом в деревне Барсаново, какой красивый у него был жеребец Шелест и как ловко он ловил рыбу в реке Иссе, как её семья в двенадцать человек жала хлеб на поле с утра до ночи, как за столом нужно было дождаться пока не возьмёт первый кусок отец, как пешком ходили по воскресениям в Опочку на службу в церковь. Когда рассказ бабушки доходил до гражданской войны, на которой погиб её брат Кузьма из Семёновского полка, а потом о расстреле прадеда Антона отрядами чекистов, о войне с фашистами, на которой убили её мужа Якова и сына Толю, глаза мои слипались крепким сном.
На следующее лето мы поехали на Украину, на Черниговщину, к папиным сестрам Ольге и Лидии. Из окна вагона я видел как мимо проносилась Родина, широкие реки с мостами, дремучие леса и бескрайние зелёные поля. Потом мы долго плыли на пароходе по широкой реке мимо разных городов и деревень. На палубе было много детей и мы играли в прятки.
Когда мы добрались до родственников, от усталости я уснул и помню во сне на меня прыгнула огромная черная собака. Я вскрикнул, мама обняла меня и сказала: «Это значит, что скоро приедет папа». Действительно, утром приехал папа и мы , позавтракав творогом с мёдом, побежали ловить рыбу на Днепр. Мёду в деревне было очень много, потому что все в деревне разводили пчёл и собирали душистый мёд и воск, который продавали государству через кооперативы. Мне было очень обидно, что все в деревне носили ту же фамилию , что и я - Вощилины. Это потому, что фамилии в старину имели только дворяне, а крепостному люду фамилий не полагалось. А когда крепостное право император Всероссийский Александр II отменил, то вольным крестьянам давали фамилии по их промыслу. Вот и получили все мои родственники по папиной линии фамилию Вощилины потому, что разводили пчёл и вощили пчелиным воском верёвки для речных и морских дел.
Поблизости от Днепра мы набрели на пруд, заросший осокой. Папа дал мне маленькую удочку. Забросив свою, тут же вытащил большую, толстую красноперку. Она была очень красивая: желто-серебристая чешуя, красные плавнички и хвостик, желтые глазки. Она часто раскрывала свои жабры и там виднелись красненькие реснички. Я очень хотел поймать такую же, но рядом с папой у меня не клевало. Я отошел подальше от папы и забросил свою удочку. Мимо в траве прошелестела осокой длинная серая лента, я испугался и закричал. Прибежал папа, убил палкой змею, а меня ладонью больно ударил по попке. Сказал, чтобы я больше не отходил. Отец сажал меня на плечи и я ехал верхом, озирая все вокруг.
Скоро мы пришли на берег Днепра. Он был такой синий и широкий, что другого берега не было видно. Песок был белый как в сахарнице и громко хрустел под ногами. Пришел папин друг дядя Коля. В его руках была удочка с катушкой и маленькой железной рыбкой. У нас такой не было. Он размахнулся и забросил рыбку далеко и начал крутить катушку. Потом закричал: «Есть!» Над водой взметнулась огромная рыбина с белым брюхом и с брызгами грохнулась в воду. Когда дядя Коля вытащил её на берег, она прыгала как пружина, то и дело, вставая на нос. Я узнал её сразу – это была щука, которую поймал Емеля в своей сказке "По щучьему велению".
У тёти Оли был огромный сад. Белый глиняный дом с соломенной крышей еле виднелся среди яблонь, груш, вишень и абрикосов. У тёти Оли были крупные в трещинках руки и она ими ловко лепила из теста маленькие пирожки с вишнями, которые назывались варениками. Потому что когда их варили, они становились очень вкусными. Особенно со сметанкой. Ветви деревьев гнулись до земли от тяжести плодов. Их подпирали палками, плоды собирали в корзины, но они всё зрели и зрели на ветвях. К осени вся земля в саду была усыпана вкусными фруктами и их нужно было собирать.
Домой мы возвращались на пароходе до Москвы. В Москве у нас была пересадка, нужно было ждать наш поезд и мы пошли в Мавзолей посмотреть на Ленина. Долго и молча стояли в очереди. Лица у людей были грустные, как в очередях к зубному врачу. Мне было очень страшно, я боялся похорон и не любил смотреть на трупы. Ленин лежал в гробу весь жёлтый. Видимо спал. Мы тихо на цыпочках вышли на улицу, чтобы его не разбудить, и поехали домой.
Пересаживаться было очень трудно, потому что пока мы с папой ловили рыбу и валялись на скрипучем белом песке, мама наварила много ведер абрикосового и вишнёвого варенья. Чтобы носить эти ведра у нас не хватало рук. Я сидел, охраняя моё любимое варенье, а мама с папой носили ведра в вагон. Радость встречи с моими дворовыми друзьям меня переполняла, мне скорее хотелось рассказать про всё, что произошло со мной летом в далеком, неведомом им краю. Трамвай медленно ехал по Дворцовому мосту. Пряча своё нетерпение и радость, я поглядывал в окно и видел как такие же трамваи светились в темноте окнами, перекатывались по горбам мостов и отражались в темных водах Невы.
Долгими осенними вечерами, сидя на поленницах дров, мы дождались морозов, покатались на коньках, получили подарки от Деда Мороза, поздравили с Восьмым марта мам и бабушек своими поделками, в день птиц к празднику Благовещения Пресвятой Богородице повесили им новые скворечники и дружно пошли на первомайскую демонстрацию, любоваться парадом военных кораблей на Неве и разноцветным салютом. В школьном саду зацвела сирень, и снова накатило лето.Родители работали не покладая рук на стройках и выбиваясь из сил на заводах и фабриках, а летом им давали отпуск. В отпуск мы ездили на отдых в деревню, подышать свежим воздухом и набраться сил на весь год.
На следующее лето мы поехали в Идрицу, к деду Антону, отцу маминого первого мужа Еремея, погибшего во время войны. Он встретил нас на станции, усадил на телегу с сеном и отвез в свою деревню, в свой дом. Помню длинное крыльцо амбара, светлую горницу с половиками и множество сказочных избушек в саду, повёрнутых к нам задом, а к лесу передом. Никакие мои заклинания типа: «Избушка, избушка повернись к лесу задом, а ко мне передом» не помогали. Дед Антон запретил мне подходить к этим избушкам, но я запрет нарушил и пошел. В избушках кто-то жил, гул жизни был хорошо слышен, даже если не заглядывать в узкую дверцу. Но я заглянул…Как ветер на меня налетела темная туча и начала больно кусаться. Как я узнал позже, это были пчелы. От их укусов я распух и стал красным, как помидор. У меня поднялась температура. Бабушка уложила меня в постель и чем-то обмазала, а дед причитал, что так мне и надо, потому как я нарушил его запрет. Пока я был опухший, меня в деревню не выпускали. Я лежал на лавке, вдыхал аромат сушёной травы, исходящий от матраца, и ждал, когда бабушка откроет печь с мигающими угольками и длинным ухватом достанет оттуда чугунок с гречневой кашей.
- Дед, а из чего пчелы делают мед?
- Из цветов.
Он сломал веточку липы и дал мне понюхать. Липовые цветки благоухали нежным ароматом.
- Вкусно?
- Вкусно.
- Эту липу еще мой дед посадил.
- Как? У тебя был дед? Ты же сам дед!
- Я тогда не дедом был. А таким же пострелом, как ты.
Спать в деревне долго не давал петух. Красивый, рыжий с разноцветными перьями в большом, изогнутом дугой, хвосте. Чуть свет, Петя начинал кричать, будить всех на работу. Кричал он долго и настойчиво. Сначала бабушка выгоняла корову Розу и та шла за пастухом в поле, жевать траву и добывать нам молочко. Потом дед шёл на конюшню и запрягал Стрелку. Стрелка была жерёбая и с трудом помещалась между оглоблями телеги. Потом мы с дедом ехали в луга, ворошить сено. Дед брал грабли и поддевал ими пучки скошенной травы и та, источая дивный аромат разнотравья, превращалась на солнце в лёгкое, душистое сено. Сено дед складывал под крышу амбара и кормил им всю зиму Розку. Розка ела его с аппетитом и давала нам молоко, творог и сметанку. А сено лежало, делало вкусным воздух в амбаре и никогда не портилось, потому что было сухое. Вот если бы траву замочило дождём, она бы сгнила и не превратилась в сено. А ещё сено нужно было для того, чтобы на него складывать антоновские яблоки, которые начали падать с яблонь прямо на землю, где им было холодно и не уютно. А на медовый Спас дед качал мёд. Он доставал из ульев соты, которые за лето из воска смастерили пчёлы и наполнили их сладким мёдом из разных цветков. Дед разговаривал с пчёлами, похваливал их за собранный мёд. С молитвой "Господи,благослови!" дед вставлял их в крутильную машину, чтобы мёд из сот стекал в бочку. Но мне соты больше нравились. Их можно жевать и сладость долго остаётся во рту. Вечерами, когда я забирался к деду на печку и уютно сворачивался возле него на соломенном тюфячке, он рассказывал мне о своём детстве, о тяжёлой работе в поле, о войне, в которой фашисты убили его сына Еремея и всю родню, извели всех коров, лошадей и пчёл и гладил меня по голове своей морщинистой тёплой ладонью.
По утру дед повёл меня в амбар пробовать новый мёд. Когда он приоткрыл дверь амбара, в нос ударил такой сладостный запах, что голова закружилась. Сено, сотовый мед, антоновские яблоки, веники разной травы и солнечные лучи, пробивающиеся через соломенную крышу. Казалось, что они тоже пахнут.
После Ильи-пророка пошли грибы. Мы с бабушкой отправились в лес. Надо было перейти речку. Мост был деревянный и простирался на сваях низко над водой. Я "присох" к перилам из гладких круглых жердей и не мог оторвать взгляд от длинных зеленых водорослей, которые плавно извивались в быстрых струях прозрачной воды. На желтом песчаном дне между водорослями проплывали какие-то огромные темные тени. Бабушка сказала, что это рыбы.
– Я хочу их поймать.
– Потом. Пойдем в лес.
Бабушка еле меня оттащила, пообещав, что скоро мы пойдём на реку ловить рыбу.
Лес, в который мы пришли через поле зеленого шелкового льна, бабушка называла бором. Бор – это когда редкие высокие сосны растут из земли устланной чистым, чистым ковром серо-серебристого мха. Как будто кто-то сделал уборку. На этом мху очень хорошо виднеются коричневые грибочки на толстых белых ножках. А ещё мы набрали красных ягод с невысоких кустиков брусники. По деревьям прыгали белки и стучал длинным носом дятел. Я так устал, что домой бабушка везла меня на спине, на закукорках.
Поход на реку я клянчил долго. Бабушке всё было некогда. Она полола грядки, солила огурцы, сушила грибы, собирала яблоки, доила корову, кормила хрюшек. Одевалась бабушка скромно. Гораздо важнее для неё было одеть в яркое платье огородное пугало, чтобы сохранить от птиц урожай. А когда пугало выцветало на солнце, бабушка наряжала его в новое платье, а его выцветшие лохмотья стирала с душистыми травами и одевала на себя. И вот, наконец, бабушку Аню позвала соседка полоскать постиранное бельё на реке.
– Пойдём на рыбалку рыбак, – сказала она и взяла на плечо коромысло с ведрами, набитыми скрученными простынями и наволочками.
Мы пришли на пологий песчаный берег. Река в этом месте делала поворот, была мелкой и прозрачной.
-А ты говорила, что Илья-пророк льдинку приволок, а вода тёплая.
–Это брод, – сказала бабушка, – здесь мелко и скот гоняют.
Мне это не испортило настроения, а даже наоборот. Вода еле доходила мне до коленей, и там виднелось множество мелких рыбёшек.
–Сейчас сделаем бредень. Мы с моим отцом так ловили рыбу.
-Что такое бредень. Он бредит? Как я с ангиной?
-Не он бредит, а с ним бредут по воде и ловят в него рыбу.
Она развернула белую простынь, взяла её за один конец, а мне дала другой. Мы зашли в воду по пояс, погрузили простынь и потащили её к берегу. Простынь туго изогнулась, и на её белом фоне засверкало и заискрилось множество мальков. От ликования у меня сжимало горло и дрожали руки и ноги.
– Скорей, скорей, – торопила бабушка.
В воде ноги еле-еле передвигались и к берегу остановились совсем. Рыба шустро выпрыгивала из простыни во все стороны. Всю дорогу домой я ревел, как говорила бабушка, крокодиловыми слезами. Дед меня успокаивал. Рыбалка это не женское дело. Завтра пойдем к соседу, он настоящий рыбак, соблазним его.
По пути к соседу мы зашли на конюшню. Дед хотел показать мне народившегося жеребенка от гнедой. Гнедую звали Стрелка, а жеребенку имя еще дать не успели. Ему шел второй день отроду. Он носился по леваде как сумасшедший, внезапно резко останавливаясь и вскидывая голову. Гнедая стояла у изгороди и смотрела вдаль, о чем-то думала. Может о его будущей жизни, а может о своей. По дороге в ночное погнали табун. Воздух наполнился пылью, ржанием и топотом копыт. Я прижался к деду. Он взял меня на руки:
– Не бойся, паря. Гляди, какие красавцы.
Но мне не терпелось к соседу, соблазнять его на рыбалку. Соседа звали Игнатом. У него была такая огромная борода, что лица его не было видно, только щелочки веселых глаз.
– Ну, Антон, показывай наследника.
– Он что, Дед Мороз? – спросил я, когда уселся к деду на колени.
– Не-е, он тоже из староверов. Они бороды не бреют.
– Вот Игнат, пришли соблазнить тебя на рыбалку. Внуку не терпится.
Пришла хозяйка, начала делать козу и тыкать меня пальцем в живот. Мне стало щекотно. Я вскочил и убежал в угол комнаты, где висела икона Николая Чудотворца.
– А-а-а, – протянула хозяйка, – к защитнику прячешься.
Они начали шмыгать чаем из блюдечек. А я слонялся по горнице и ждал, когда договорятся о рыбалке. Вдруг я увидел на окне необычайной красоты часики на цепочке. Мне было не отвести глаз. Почему такие красивые часики лежат тут одни. Они, что, ничьи, подумалось мне? Я обрадовался, что они ничьи и больше себе не задавал лишних вопросов. Я взял с подоконника часики и положил их в карман своей рубашки. Мне сразу захотелось домой. Я даже забыл, зачем мы сюда пришли, забыл про рыбалку. Я подошел к деду, заныл и потянул его за полу пиджака. Прощание затянулось. Уже на крыльце дед меня спросил, не забыл ли я чего. У меня стучало в висках и очень хотелось оказаться на улице. Когда мы вышли за околицу, над полем низко висело солнце. День клонился к закату.
– Ты ничего не забыл, внучек? – снова спросил дед. Я потупил взор и захныкал.
– Я тебе хочу рассказать один секрет.
– Какой?
– Ты знаешь, кто берет чужое, после захода солнца умирает и попадает прямо в ад, к чертям.
Я онемел. Я смотрел на деда и не знал, как ему сказать правду. Солнце стало большим и красным и уже лежало своим боком на колосках ржи. В небе неистово звенели жаворонки. Они все были против меня. Заодно с дедом.
– Дед, подожди меня, я забыл.
Я со всех ног рванул назад к Игнату.

В 1990 году академик Анатолий Александров, возглавлявший в то время Институт атомной энергетики им. Курчатова, дал интервью журналу «Огонек», в котором говорил просто о немыслимых вещах.

В частности, отвечая на вопрос о том, знал ли он про чернобыльский эксперимент, академик сказал: «В том-то и трагедия, что не знал. Ни я, никто вообще в нашем институте. И конструктор реактора, стоящего на Чернобыльской АЭС, академик Доллежаль тоже ничего об этом не знал. Когда я потом читал расписание эксперимента, то был просто в ужасе. Не буду вдаваться в технические подробности, скажу только, что эксперимент был связан со снятием избыточного тепла. Когда реактор остановлен, турбогенератор по инерции крутится и дает ток, который можно использовать для нужд станции».
Как оказалось, руководство Чернобыльской АЭС, минуя профильный институт, поручило подготовить проект эксперимента «Донэнерго» - организации, никогда не имевшей дела с атомными электростанциями. При заключении договора о проведении работ в Чернобыле к этому делу не был привлечен даже главный инженер АЭС - физик, разбирающийся в сути вопроса!
Регламент эксперимента был составлен и послан на консультирование и апробацию в институт «Гидропроект» им. Жука, сотрудники которого имели некоторый опыт работы с атомными станциями. Но они этот проект не одобрили и отказались визировать. Несмотря на это, эксперимент на Чернобыльской АЭС все же начался…
- Получается, во всем виноват только руководитель станции? Не согласовал, не поставил в известность…
- История не терпит сослагательного наклонения, но, возможно, если бы о готовящемся эксперименте знали специалисты, чернобыльской трагедии могло и не случиться. Примерно о том же говорит академик Александров: «В нашем бывшем министерстве - Минсредмаше - об эксперименте тоже не знали. Ведь Чернобыльская АЭС была передана в Минэнерго. Может, это и было первой ошибкой… По-всякому можно относиться к бывшему Минсредмашу, попрекать его отсутствием гласности, излишней секретностью, но там были профессионалы и по-военному дисциплинированные люди, четко соблюдающие инструкцию, что в нашем деле чрезвычайно важно. Существует инструкция, которую обязан соблюдать персонал любой АЭС. Это гарантия ее безопасности. Так вот (вы не поверите!) в самом начале регламента того эксперимента записано: «Выключить систему аварийного охлаждения реактора - систему CAOP». А ведь именно она автоматически включает аварийную систему защиты. Мало того, были закрыты все вентили, чтобы оказалось невозможным включить систему защиты. Двенадцать раз (!) регламент эксперимента нарушает нашу инструкцию по эксплуатации АЭС. В страшном сне не приснится такое. Одиннадцать часов АЭС работала с отключенной САОР! Как будто дьявол руководил и подготавливал взрыв».
Виновника трагедии почтенный академик определил довольно точно, и у него немало помощников среди людей: еще в 30-е годы было сказано, что каждая авария имеет свою фамилию, имя и отчество. Но к 1990 году Михаил Горбачев, видимо, «перестроился» уже настолько, что виновных не находили даже среди «стрелочников».
После Чернобыля мог быть Ленинград
-Есть сведения, что чернобыльская авария могла стать не единственным взрывом «мирного атома». Что это: случайность или чей-то умысел?
- Горбачевское «ускорение» привело к тому, что «нештатные» ситуации, подобные чернобыльской, действительно могли приобрести массовый характер. Например, тот же Александров говорит о происшествии на Кольской АЭС, которое чудом не закончилось трагедией: «Кто-то из обслуживающего персонала заметил, что из трубопровода идет пар. Остановили станцию. И что же? По сварному шву идет трещина. Вырезали эту задвижку и послали на исследование. Она оказалась бракованной! Под сварной шов в развилку уложен железный прут, а сверху будто металл приварили согласно технологии, замазали электродом… Еще немного - и авария была бы неизбежна! Пересмотрели все швы и трубы. Оказалось, 12 задвижек с такими швами: 12 возможных аварий! Чеховский завод под Москвой делал этот злонамеренный заводской брак… На чертеже даже было написано: «Освобождается от рентгеновского контроля». Кто это написал, так и не нашли».
И это еще не все. Академик рассказывает о другом ЧП: «Еще был случай, очень неприятный, на Ленинградской АЭС… О нем в печати тоже ничего не сообщалось. Обратили внимание, что во время работы на АЭС нарастает вибрация турбогенератора; ее величина движется к пределу. Мгновенно остановили машину. Оказалось, что якорь генератора сварен так, что по сварному шву проходит трещина: 15-20 секунд - и турбинная установка разлетелась бы! Остановили, рассмотрели все реакторы. Оказалось, что в семи машинах такой же брак! Во флотских установках у нас никаких неприятностей не было, а ведь тогда, в 1957 году, промышленность была менее развита, но ничего, справлялись».
Здесь главный атомщик СССР вольно или невольно делает правильные выводы: в 57-м «оттепель» Хрущева еще только началась, «оттаявших» граждан к «оборонке» близко не подпускали, и поэтому еще был порядок. Но десятки лет планомерной идеологической финансовой, а то и просто шпионской работы в сочетании с внутренним предательством и разгильдяйством сделали свое дело. В результате атомную станцию передали из военного ведомства в гражданское, которое ничего не смыслит в ядерной энергетике. Затем стали проводить эксперимент, о котором никто ничего не знал. В другом случае кто-то приказал принимать сварку без рентгена, и т.д. То есть кругом какие-то непонятные, никем не названные люди.
Наивно полагать, что после объявления у нас в марте 1985 года перестройки с ускорением в западных странах сразу же позакрывали все спецслужбы и они стали заниматься только подростковой преступностью и наркоманией. Конечно, нет. Напротив, они обнаглели донельзя, потому что к власти в нашей стране пришла их агентура. Сейчас уже не секрет, кто из этих людей учился у американцев, кого с помощью номенклатурных способов разведка двигала на самый верх в партии, и т.д.
Но у нас было много и других людей - тех, кто, не задумываясь, отдал свое здоровье и жизни при ликвидации чернобыльской катастрофы. Тогда, как и в этом году, дни Чернобыля совпали с пасхальными днями, и все эти люди, безусловно, обеспечили себе дорогу в Царство Божье. Они, подобно воинам, отдали свои души за других.
«Курская битва»
-Можно сказать, что в Чернобыле была война?
- Она и сегодня не остановлена.

.....
Мне кажется, и Чернобыль, и «Курск» еще дождутся своего часа.
Все тайное в конце концов становится явным. Сеющий зло обязательно его и пожнет. Человеческого наказания еще возможно избежать, но Божьего - никогда...