Постоянные читатели нашей газеты, вероятно, заметили, что мы часто обращаемся к наследию великого русского философа Ивана Александровича Ильина (1883—1954). Да, действительно, мы любим этого мыслителя, любим его ясный язык, ясные мысли, ясный взгляд на жизнь. Для многих наших соотечественников Иван Ильин стал ныне мудрым советчиком и проницательным собеседником; кто-то предпочитает его социософские труды, кому-то ближе заметки Ильина о человеческой душе…

А кем же был он в жизни, как проходил его жизненный путь? Начнём рассказ с начала: будущий философ родился 130 лет назад в Москве, отец его был русским дворянином, мать — тоже дворянкой, но немецкой. Звали её Каролиной Луизой Швейкерт фон Штадион; перед тем как выйти замуж, она приняла православие и стала называться Екатериной Юльевной. Иначе и быть не могло: к православной вере в семье Ильиных относились с трепетом; как святыню передавали из рода в род маленькую самодельную книжечку, сделанную прадедом философа, тоже Иваном Ильиным, советником царя Павла I, — на обложке у этой книжки значилось: «Катехизис. Сыну моему Ивану Ивановичу Ильину мое родительское благословение».

Юность философа была, в сущности, типичной для всякого интеллигентного юноши того времени: гимназия, университет, долгое путешествие по Европе, по её университетам и библиотекам, выход в свет первых научных трудов. Его заметили, его признали своим ведущие русские философы… Потом была буря восторгов по случаю революции 1905 года, а затем, как и у многих, — тяжёлое разочарование и пересмотр позиций.

И до того дошёл этот пересмотр, что Февральскую революцию Ильин воспринял уже как бедствие. Все силы своего ума он направил на то, чтобы помочь России выбраться из безпорядков. Именно в это время из кабинетного учёного он превращается в активного политика, борца и идеолога правого дела. Именно тогда и появился на свет подлинный Ильин, во всей своей силе и своеобразии.

Он всей душой принял Белое движение, был организатором подпольных белых групп в Москве… Дважды его арестовывала ЧК — и дважды отпускала с миром (а ведь у него была связь с белым командованием, он получал деньги на нелегальную работу…). Видимо, говоря о ЧК, историки что-то преувеличивают… Во всяком случае, Ильин никогда не скрывал, что является противником советской власти, но никто его за это не посадил и не расстрелял, а наибольшим гонением, которое пришлось ему вытерпеть от большевиков, была высылка из страны на том самом знаменитом «философском пароходе», где вместе с ним ехали ещё несколько десятков русских учёных-антикоммунистов.
Трудно говорить об этом как о наказании: именно за границей талант Ильина развился с наибольшей силой, что вряд ли случилось бы, останься он в СССР. И вспоминая Советскую Россию, Ильин писал: «…под напором большевиков из года в год обороняемое достояние России отчасти суживалось в объёме, отчасти углублялось в содержании. И ныне остались: храмы, библиотеки, музеи, памятники старины, живой состав русского народа, железные дороги, леса и недра. И, главное, духовно: русская душа, русская вера, русский характер, русский уклад».

Ильин поселился в Берлине, наладил прежние дружеские связи с белогвардейской эмиграцией, начал писать, выступать, учить. Для многих явилось неожиданностью, что Ильин — решительный противник демократии, что он — русский националист!

Он писал: «Главное — воспитание в русском народе национального духовного характера… Россия встанет во весь рост и окрепнет только через воспитание в народе такого характера. Это воспитание может быть только национальным самовоспитанием, которое может быть проведено самим русским народом, то есть его верной и сильной национальной интеллигенцией. Для этого нужен отбор людей, отбор духовный, качественный и волевой».

Родина, отмечает Ильин, есть дар Святого Духа. Национальная духовная культура есть как бы гимн, всенародно пропетый Богу в истории, или духовная симфония, исторически прозвучавшая Творцу всяческих. И ради создания этой духовной музыки народы живут из века в век, в работах и страданиях, в падениях и подъёмах. Выпадая из своего народа, своей нации, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни, ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны. Никакого «общечеловечества» не существует: человек живёт единством со своим народом.

Живя в Германии, Ильин видел приход к власти фашистов — и поначалу не слишком пугался этого. Он даже, подобно Ивану Солоневичу, писал достаточно благожелательные письма Гитлеру, пытаясь убедить его, что Россия осталась Россией и при большевиках, что воевать с большевиками — это значит воевать с Россией, а России немцам не одолеть. Единственным результатом этих писем стало то, что философом всерьёз заинтересовалось гестапо, и ему пришлось отправляться «в эмиграцию из эмиграции» — из Германии в Швейцарию. В Швейцарии ему разрешили жить, но не разрешили работать; первое время помогал С.В. Рахманинов, потом Иван Александрович начал выступать с лекциями — оказывается, это здесь не считалось работой.

Нельзя в двух словах рассказать обо всех трудах Ильина. Может быть, стоит лишь попытаться выразить главную мысль его книг о России. Мысль эта: Россию спасёт национальная (т.е. русская, православная) элита. Все силы народа должны быть брошены на создание такой элиты — «людей, преданных России, национально чувствующих, государственно мыслящих, волевых, идейно-творческих, несущих народу не месть и не распад, а дух освобождения, справедливости, сверхклассового единения». Эти люди сумеют перенять власть от коммунистов и повести Россию по данному ей Богом пути. Не будет таких людей — «и в стране начнется непредставимый хаос передвижений, возвращений, отмщений, погромов, развала транспорта, безработицы, голода, холода и безвластия»…

Умер Иван Александрович в 1954 году. На его швейцарской могиле стояла эпитафия, которую он сам для себя сочинил:

«Всё почувствовано.
Так много выстрадано…
Узрено в любви,
Немало взято на душу,
Постигнуто немногое.
Спасибо Тебе, вечная Доброта!»

Несколько лет назад прах Ильина был перевезён в Россию. Неизвестно, сохранилась ли эта надпись на его новой могиле…

Жизненные основы федерации

Всякий серьезный и ответственный политик знает, что государственная форма вырастает в жизни народа исторически и органически и что она всегда обусловлена его индивидуальными особенностями: внешними – его размерами, его климатом, его географическими данными, его расовым и племенным Составом и т. д.; и внутренними – его верою, его душевными дарами, его правосознанием, его моралью и т. д. Нет и не может быть конституций, одинаково подходящих разным народам. И когда мы, рассеянные по всему миру, слышим иногда такие «умные» предложения: «Введите вы у себя в России федеративную республику с референдумом!» – то мы всегда спрашиваем себя, по наивности нам это предлагают или из желания повредить России? Что иному народу здорово, то может быть для русского смертью.

Чтобы найти для России верный и спасительный путь, русское политическое мышление должно прежде всего освободиться от формализма и доктринерства и стать почвенным, органическим и национально-историческим. Государственный строй не есть пустая и мертвая «форма»: он связан с жизнью народа, с его природою, климатом, с размерами страны, с ее историческими судьбами и - еще глубже - с его характером, с его религиозною верою, с укладом его чувства и воли, с его правосознанием, - словом, с тем, что составляет и определяет его «национальный акт». Государственный строй есть живой порядок, вырастающий из всех этих данных, по-своему выражающий и отражающий их, приспособленный к ним и неотрывный от них. Это не «одежда», которую народ может в любой момент сбросить, чтобы надеть другую; это есть скорее органически-прирожденное ему «строение тела», это его костяк, который несет его мускулы, его органы, его кровообращение и его кожу.


..........

Ни в медицине, ни в политике – нет всеисцеляющих средств и лекарств. У людей нет всеподходящих одежд. Нет единой, всеустрояющей государственной формы. Нет, и не будет!

Так, например, и перед революцией, и в эмиграции были наивные русские люди, которые непременно требовали для России «английской конституционной монархии»… Что же, если они могут превратить Россию – в небольшой остров с морским климатом и всемирным мореплаванием, с тысячелетним прошлым Великобритании, с английским характером, правосознанием, укладом чувства и воли, с английским темпераментом и уровнем образования, то их политическое требование станет осмысленным. А если они не могут произвести такое превращение, – тогда к чему беспочвенные мечты и праздные разговоры?!..

И так обстоит во всех вопросах политики. Так решается и проблема федеративного строя.

Для этого нужно еще раз сказать о стиле динамического мо-нументализма как о стиле литературы XI—XIIIвв. в целом (не только в изображении человека), о стиле, связанном со стилем живописи, архитектуры, науки того времени, о стиле, охватывавшем всю культуру общего нам (белорусам, русским и украинцам) времени.

Несколько слов о том, что я называю “стилем”. Я имею в виду не стиль языка писателя, а стиль в искусствоведческом смысле этого слова, охватывающий собой и язык, и композицию, и тематику произведения, и художественный взгляд на мир, и т. д. Неправильно представлять себе стиль как форму — стиль охватывает собой и содержание, и идеи произведения.

Стиль—это некоторое единство, как бы кристаллическая порода всякого искусства, в котором по одному элементу можно определить и все остальные, узнать — “по когтям льва”.

Для определения стиля огромное значение имеет нахождение его “доминанты”— доминанты стиля. Для XI — XIII вв. эта доминанта состоит в том, что в этот период эстетически ценным признается все, что воспринято в больших дистанциях — пространственных, исторических, иерархических и, соответственно, все церемониальное, все освещенное и освященное с больших дистанций пространства, времени и ценностей иерархии.

В это время все события рассматриваются как бы с огромной, заоблачной высоты. Даже само творчество как бы требовало того же пространственного характера. Произведения создавались в разных географических пунктах. Многие произведения писались несколькими авторами в разных концах Русской земли. Летописи все время перевозились с места на место и повсюду дополнялись местными записями. Происходил интенсивнейший обмен историческими сведениями между Новгородом и Киевом, Киевом и Черниговом, Черниговом и Полоцком, Переяславлем Русским и Переяславлем Залесским, Владимиром Залесским с Владимиром Волынским. В обмен летописными сведениями были втянуты самые отдаленные пункты Руси. Летописцы как бы искали друг друга за сотни перст. И нет ничего более неправильного, как представлять себе летописцев отрешенными от жизни и замкнутыми в тиши своих тесных келий. Кельи могли и быть, но ощущали летописцы себя в пространстве всей Руси.

Этим же чувством пространства объясняется особый интерес в Древней Руси к жанру “хождений”. Литература Руси XI — XIII вв. в целом — это своеобразное “хождение”. Завязываются связи с Византией, Болгарией, Сербией, Чехией и Моравией, делаются переводы со многих языков. Это литература, “открытая” для переноса в нее многих произведений с юго-запада и запада Европы. Ее границы с соседними литературами очень условны.

Мы представляем себе монументальность как нечто неподвижное, косное, тяжелое. Монументализм Х—XVII вв. иной. Это монументализм силы, а сила — это масса в передвижении. Поэтому Мономах в своем “Поучении” постоянно говорит о своих походах и переездах. Поэтому и в летописи события — это события в движении — походы, переезды князя из одного княжения в другое.

В этих условиях становятся понятными и некоторые черты “Слова о полку Игореве”. “Слово” охватывает огромные пространства. Битва с половцами воспринимается как космическое явление. Пение славы “вьется” с Дуная через море до Киева. Плач Ярославны обращен к солнцу, ветру; Днепру. Поэтому такое значение приобретают в художественной ткани “Слова о полку Игореве” птицы, их перелеты на огромные расстояния. Там, где динамизм — там всегда приобретает особое значение время, история.

В Древней Руси имели огромное значение исторические сочинения: летописи, исторические повести, жития. Литература повествовала только о том, что, до мысли их авторов, было, существовало в прошлом, — вернее, происходило в прошлом, совершалось. Поэтому, для того чтобы показать значительность события, надо было его сравнить с большими событиями прошлого: ветхозаветного, новозаветного или с прошлыми событиями истории Древней Руси: “такого не бывало еще от Владимира Старого”.

Сравнения с событиями, происшедшими при дедах, пример дедов и отцов — постоянны в летописях, как и слава дедов и прадедов. Вспомните обращение киевлян в летописи к Владимиру Мономаху или вспомните “Слово о полку Игореве”, “Слово о погибели” и многие другие произведения Древней Руси.

По-настоящему определить значительность событий настоящего можно только на фоне больших периодов истории. И чем значительнее современность, тем больший период времени необходим для ее оценки.

Итак, “дистанция”— дистанция во времени и пространстве. Но феодальное общество было организовано иерархически, и поэтому требовалась еще одна дистанция — иерархическая.

Героями литературных произведений Древней Руси были по преимуществу люди высоких иерархических положений: князья, иерархи церкви или “иерархи духа” выдающиеся храбрецы или святые; люди, занимающие высокое положение, даже конкретно высокое; в “Слове о полку Игореве”— высоко на горах Киевских (Святослав Киевский) или высоко на золотом столе в Галиче (Ярослав Осмомысл). От этого особая церемониальность литературы, ее праздничная парадность, этикетность. Даже смерть изображается в литературе с церемониальным оттенком. Вспомните смерть Бориса и Глеба или описание смертей многих князей.

Это была литература “церемониального обряжения жизни”. Обратите внимание — какое значительное место эта церемониальность занимает в “Слове о полку Игореве”: пение славы, плач, парад “сведомых кметей курян”. В церемониальных положениях описаны Ярослав Осмомысл и Святослав Киевский. Даже разгадывание сна боярами — это своеобразная церемония. Вся древнерусская литература этого периода была литературой церемониального обряжения действительности. Именно этим объясняется, что в литературных произведениях действие воспринималось прежде всего как процессия. Огромную роль в произведениях занимали перечисления — церемониальная полнота. Это может быть продемонстрировано на многих примерах.

Каковы же исторические основы стиля динамического мону-ментализма? Откуда он взялся, почему так сразу овладел эстетическим мировоззрением эпохи и в чем его значение?

Стиль этот общий для Древней Руси и южных славян. В нем не было ничего “изобретенного” и он был органически связан с действительностью Древней Руси. Произошла смена формаций. От патриархально-родовой Русь перешла к феодальной. Произошла смена религий. Страх перед стихийными силами природы, типичный для язычества, в значительной мере прошел. Явилось сознание того, что природа дружественна человеку, что она служит человеку. Это с особенной силой выражено в “Поучении” Мономаха. Поэтому окружающее перестало только пугать человека. Человек “расправил плечи”. Перед человеком обнаружились пространства—соседние страны—Византия и Болгария в первую очередь. Обнаружилась глубина истории. Исторические события не были “спрессованы”в одном условном “эпическом времени”, а распределились хронологически. Появилось летосчисление. Вот почему такое значение приобрела хронологическая канва в летописи и в исторических произведениях. Прошлое оказалось длительным. Время преодолело замкнутость годичного цикла, которым было ограничено язычество.

Такие авантюры откровенно не нравились ни командирам бортов, ни начальству - в случае ранения или смерти, вероятность того, что командование полка пойдет под трибунал могла приблизиться к ста процентам. Ветераны спецназа отмечают, что бортмеханик, согласно уставу, не должен принимать непосредственного участия в боестолкновении на земле. Однако именно за такие вылазки, граничащие с нарушениями устава, мускулистый и подтянутый лейтенант и получил свое прозвище - «Рэмбо». Правда, в отличие от художественного персонажа, похождения русского «Рэмбо» оказывались вполне себе реальными. Вряд ли режиссеры голливудского фильма представляли себе, что два человека - бортмеханик и второй пилот, высадившись в паре километров от огневой точки противника, могут с минимальным вооружением и почти без защиты не только выбить засевшего пулеметчика, но и спастись от града пуль боевиков, просто закидывая преследователей гранатами. Такая скорость передвижения, по словам ветеранов войны в Афганистане, объяснилась довольно просто - в «наземку» Анатолий Лебедь ходил практически без какой-либо защиты, а из вспомогательного снаряжения под рукой могли оказаться лишь штык-нож, да несколько магазинов к автомату.
Чувство справедливости

После непростых для страны в целом и для армии в частности 90-х годов Анатолий Лебедь с началом боевых действий на Балканах уезжает добровольцем в Югославию. О невероятном чутье «русского Рэмбо» позднее в многочисленных интервью расскажет его сослуживец - приехавший в Югославию из Осетии доброволец Альберт Андиев. Заметить свежесрезанные ветки, под которыми укрывались боевики, едва заметные следы в лесу, необычные звуки и даже запахи - такую невероятно сложную по своей структуре работу, выполнял Анатолий Лебедь. На вопросы о том, зачем все-таки человеку с уникальным боевым опытом потребовалось ехать за две тысячи километров, Анатолий Лебедь отвечал просто: «Справедливость должна быть». Тогда же Лебедь, обычно скрытный и спокойный, расчувствовавшись, рассказал боевым товарищам о своей главной страсти - мотоциклах.
Старший головного дозора
После возвращения на Родину Анатолий Лебедь не берет отпуск и даже не думает отправлять отдыхать - буквально на его глазах в конце 90-х начинают разгораться конфликты в Дагестане и Чечне. На Кавказе Анатолий Лебедь приступил к выполнению самой сложной, с точки зрения выполнения задач сухопутными войсками, работы - «примерил» на себя должность старшего головного дозора разведгруппы. Необыкновенное чутье, присущие лишь рожденным с таким качеством людям, отмечали все сослуживцы Анатолия. Его талант «чувствовать» опасность, планировать и проводить боевую операцию часто сравнивают с навыками другого, без преувеличения, гениального российского разведчика - Алексея Ефентьева с позывным Гюрза.

По признаниям сослуживцев и подчиненных, внешне спокойный и хладнокровный командир крайне тяжело перенес гибель псковских десантников у высоты 776. Погодные условия и другие боевые задачи не позволили группе Лебедя оперативно выдвинуться на помощь бойцам 6-й роты 2-го батальона 104-го гвардейского парашютно-десантного полка. Именно увиденное на месте боя с боевиками, по признаниям разведчиков, в значительной степени повлияло на озлобленность по отношению к противникам Лебедя и его стремление уничтожить любого бандита, взявшего в руки оружие.
Группе Лебедя принадлежат и другие неприятные открытия второй чеченской кампании. В частности - бои с большим количеством наемников, приехавших воевать за твердую валюту на Кавказ. Ветераны спецназа, выполнявшие боевые задачи в ходе боевых действий на Кавказе, отмечают, что, помимо арабов, на поле боя случалось находить и граждан других стран, границы которых не всегда находятся в непосредственной близости от территории России.

«Конечно, это уже давно не секрет. Были и чернокожие наемники, и граждане Турции с целыми сумками документов и денег, и что характерно, боевики-националисты УНА-УНСО (националистическая организация, запрещенная на территории РФ), приехавшие с Украины. Последние, к слову, по уровню жестокости даже на фоне основной массы боевиков выделялись особо», - поясняют ветераны спецназа.
Вопреки ранениям

Впервые старший лейтенант Анатолий Лебедь попал на операционный стол летом 2003 года. И хотя ранение, полученное заместителем командира разведывательной группы 218-го батальона 45-го отдельного полка специального назначения ВДВ, было не смертельным, приятного в сложившейся ситуации было мало. В ходе боя близ населенного пункта Улус-Керт сработавшая противопехотная мина раздробила Анатолию кость и пальцы правой стопы. В ходе операции раздробленные фрагменты стопы опытному военному хирургу Алексею Щукину не удалось «собрать» обратно и часть стопы пришлось ампутировать. Однако тяжелейшая операция почти никак не отразилась на моральном и психологическом состоянии старшего лейтенанта. Сознавая ценность специалиста и важность выполняемых им задач, командование армии пошло на встречу десантникам и дало Анатолию Лебедю добро на продолжение службы. В дальнейшем, по словам ветеранов спецназа, Лебедь еще раз наступал на мину, которая, взорвавшись, разворотила протез ступни, но не ограничила подвижность старшего лейтенанта, просто примотавшего часть уцелевшего протеза к ноге обычной изолентой.
Позднее, уже после протезирования и нескольких месяцев тяжелого восстановления состоится и самый невероятный бой с участием старшего лейтенанта Лебедя и его группы.

Спецоперация в районе села Сельментаузен Веденского района значительно отличалась от всего, что федеральным войскам приходилось делать в рамках боевых действий. Важность района обуславливалась большим скоплением боевиков, в числе которых могли находиться и связные хорошо известных на тот момент полевых командиров. Однако поиски с воздуха больших успехов не принесли, и на поиски боевиков были брошены лучшие подразделения специального назначения.
«У дозора есть всегда четкая задача - обнаружить, доложить, передать координаты и скоординировать авиацию, если позволяет погода. Ну или дождаться подхода дополнительных сил. В то утро, когда группа Лебедя обнаружила лагерь боевиков в горах и приняла бой, действовать иначе было нельзя. За промедление своими жизнями могли расплатиться все бойцы без исключения», - отметил офицер спецназа Сергей Кононенко.
Первым отрядом, оказавшимся в районе предполагаемой стоянки боевиков, оказались разведчики и головной дозор, первым номером которого шел Анатолий Лебедь. Ветераны спецназа говорят, что неожиданным начало боя оказалось только для боевиков - разведчики хорошо понимали, в какой район направляются, а сам Лебедь, благодаря невероятному, даже по меркам разведчиков, чутью, вывел группу ровно на оборудованный полевой лагерь.
Во время боя вместе со вторым номером головного дозора Лебедь не только обезвредил часовых, но и огнем из стрелкового оружия уничтожал отходящих боевиков. Первый подсчет потерь у противника показал - головной дозор из нескольких человек нейтрализовал не менее 80 бандитов. Эффективность налета на полевой лагерь боевиков повергла в шок руководство полка, поскольку операцией старший лейтенант Анатолий Лебедь руководил, уже будучи инвалидом второй группы.
За сохранение жизней боевых товарищей, профессионализм и мужество Анатолий Лебедь в апреле 2005 получит золотую звезду Героя Российской Федерации из рук Владимира Путина.
Авторитет

Во время событий августа 2008 года «Человек мира», как прозвали его сослуживцы, проявил себя вновь. В ходе мероприятий в одном из населенных пунктов Лебедь в ходе личного разговора склонит офицера грузинского спецназа сложить оружие и сдаться. Избежать огневого контакта в ходе встречи с грузинским спецназом Лебедю помогли не только профессионализм и выучка, но и личностные качества. Сослуживцы отмечают, что, не подбирая особым образом слова, (тогда уже) Герой России мог найти подход к любому человеку. За проявленный героизм и мужество в ходе событий августа 2008 года Анатолий Лебедь получит второй Георгиевский крест.
После 2008 года, с учетом боевого опыта и заслуг перед Отечеством, командованием было принято решение о выдвижении Лебедя на вышестоящую должность. Однако в ходе беседы с руководством Генерального штаба Герой России от повышения отказался.
«Сидеть в штабе - это не мое», - сказал Лебедь.
Философия профессионала и отношение к воинской службе Анатолия Лебедя были таковы, что все необходимое определялось поставленной задачей. Различий в проведении войсковых операций на территории страны и за ее пределами Анатолий Лебедь никогда не делал. Не боялся он и смерти. На все вопросы о своем отношении к самому страшному Лебедь всегда говорил: «Главное, чтобы не погибли те, с кем вместе выполняем боевую задачу».

Крепость ответила: «Так точно!». И продержалась еще полгода, при том, что только в первую неделю обстрела злобные немецкие карланы выпустили по Осовецу 250 000 снарядов, не считая бомб, гранат и бессильных матерных ругательств. Русским это надоело, и наши солдаты сделали то, что делают всегда, когда немцы конкретно достают. Организовали несколько контратак, повредив огнем крепостной артиллерии те самые «Большие Берты». Вы видели когда-нибудь лицо новорусского бандита, который только-только купил сверкающий дорогой «Мерседес» и тут вдруг на светофоре в него влетает со всей дури дедок на «Запоре»?

Вот такое лицо стало у карлушек. Они могли простить многое. Почти всё. Всё, кроме посягательства на Величайшие Пушки Круппа. И по-настоящему, всерьез, до кровавых глаз озлобились. «Мы вас за это убьем!» — зашипели карлушки, уже выпустив по крепости количество снарядов, достаточное чтобы сравнять с землей всю Бельгию и Лихтенштейн на сдачу. Русские в ответ захохотали. «Мы вас правда убьем!». Русские захохотали еще сильнее.

И зря.

6 августа в 4 утра немцы развернули 30 батарей химического оружия. Отравляющие газы, смесь брома и хлора. Вдохнув в достаточном количестве, ты сначала по кускам, обблевываясь кровью, выхаркиваешь свои легкие, затем твое лицо обезображивает страшный химический ожог, а затем ты умираешь в мучительных спазмах удушения, не имея сил даже попросить, чтобы кто-нибудь тебя пристрелил. Сейчас эти волшебные ароматы из коллекции 1915-го года запрещены — потому что даже четвертование со сжиганием заживо куда более гуманная смерть. Но в Первую Мировую запретов не было, а кроме того, немцы так выбесились стойкостью защитников Осовеца, что применили бы эту убийственную садистскую дрянь несмотря на любые запреты.

Они хотели, чтобы русские умерли. В муках. И они это получили.

Дождавшись попутного ветра, карлушки открыли краны на газовых баллонах и через пару минут в воздухе образовалась плотная стена химического тумана. Затем стена потекла в сторону крепости, трава вокруг нее моментально желтела, листья сворачивались и опадали, несчастные птицы падали с небес конвульсирующими тушками. Все пожелтело, все опало, все умерло от действий ядов, в начале августа под Осовецем внезапно наступил ноябрь. Знаете как в фэнтези-фильмах показывают нашествие разливающегося по земле зла?

ОНО.

Целью атаки была так называемая Сосненская позиция, обороняемая к тому моменту четырьмя ротами. Первые три роты погибли полностью, в последней роте уцелело около сорока человек, находившихся за гранью клинической смерти, с трудом отличавших явь от предсмертных галлюцинаций и доживавших свои последние минуты, постепенно поддаваясь чудовищной силе чудовищных ядов. Их крючило, их рвало кровью, они были за гранью.

Дождавшись, пока ядовитая стена пройдет, немцы атаковали позицию в общей сложностью СЕМЬЮ ТЫСЯЧАМИ солдат. Хотя «атаковали» слишком сильное слово, они готовились ее занять, понимая, что выживших нет. Они шли почти прогулочным шагом, даже грозная крепостная артиллерия молчала, а небольшая часть выживших расчетов приходила в себя, и не думая стрелять. Немцы перелезли первую линию окопов, прошли вторую линию, сытые, спокойные, уверенные, чуть удивленные тем, как долго они бились об эти раздолбанные, изувеченные укрепления, и тут остатки 13-ой роты 226-го Землянского полка перешли в контратаку. С изувеченными химическим ожогами мертвыми лицами. В пропитавшихся кровью гимнастерках. Задыхаясь, кашляя и отплевываясь кусками своего мяса. Завывая от нестерпимой боли, крючаясь, дергаясь как одержимые дьяволом. Конвульсируя. Шипя. Цыкая легочной кровью сквозь зубы. Цыкая кровью прямо в лица врагов.

Тамара Степановна Умнягина, гвардии младший сержант, санинструктор

«Под Сталинградом... Тащу я двух раненых. Одного протащу – оставляю, потом - другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца... Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике... Там, в дыму, не разобралась... Вижу: человек умирает, человек кричит... А-а-а... Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: "Возвращаться за немцем или нет?" Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови... И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих... »

Ольга Васильевна Корж, санинструктор кавалерийского эскадрона

«Мы заняли большую деревню. Дворов триста. И там был оставлен немецкий госпиталь. В здании местной больницы. Первое, что я увидела: во дворе вырыта большая яма, и часть больных лежит расстрелянная – перед уходом немцы сами расстреляли своих раненых. Они, видно, решили, что мы это будем делать. Поступим так, как они поступали с нашими ранеными. Только одна палата осталась, до этих, видно, не дошли, не успели, а может, бросили, потому что они все были без ног.

Когда мы вошли к ним в палату, они с ненавистью смотрели на нас: видно, думали, что пришли их убивать. Переводчик сказал, что мы раненых не убиваем, а лечим. Тогда один даже стал требовать: мол, они три дня ничего не ели, их три дня не перевязывали. Я посмотрела – действительно, это был ужас. Их давно не смотрел врач. Раны загноились, бинты вросли в тело.

– И вам их было жалко?

– Я не могу назвать то, что испытывала тогда, жалостью, жалость – это все-таки сочувствие. Его я не испытывала. Это другое... У нас был такой случай... Один солдат ударил пленного... Так вот мне это казалось невозможным, и я заступилась, хотя я понимала... Это у него крик души... Он меня знал, он был, конечно, старше, выругался. Но не стал больше бить... А крыл меня матом:

«Ты забыла, ё... мать! Ты забыла, как они... ё... мать...» Я ничего не забыла, я помнила те сапоги... Когда немцы выставили перед своими траншеями ряды сапог с отрезанными ногами. Это было зимой, они стояли, как колья... Эти сапоги... Все, что мы увидели от наших товарищей... Что осталось...

Помню, как пришли к нам на помощь моряки... И многие из них подорвались на минах, мы наткнулись на большие минные поля. Эти моряки, они лежали долго. Лежали на солнце... Трупы вздулись, и из-за тельняшек казалось, что это арбузы. Большие арбузы на большом поле. Гигантские.

Я не забыла, я ничего не забыла. Но я не могла бы ударить пленного, хотя бы потому, что он уже беззащитен. Вот это каждый решал для себя, и это было важно».



Санинструктор перевязывает ногу пленному немецкому летчику.
Село Легостаево Курской обл. 1943

Зинаида Васильевна Корж (сестра Ольги Васильевны Корж) также санинструктор кавалерийского эскадрона:

«В бою под Будапештом. Это была зима... И я тащила, значит, сержанта раненого, командира расчета пулеметного. Сама я была одета в брюки и телогрейку, на мне шапка-ушанка. Тащу и вижу: черный снег такой... Обугленный... Я поняла, что это глубокая воронка, то, что мне и надо. Спускаюсь в эту воронку, а там кто-то живой – я чувствую, что живой, и скрежет какого-то железа... Поворачиваюсь, а немецкий офицер раненый, в ноги раненый, лежит, и автомат на меня наставил. А у меня волосы из-под шапки выбились, сумка санитарная через плечо и на ней красный крест. Когда я повернулась, он увидел мое лицо, понял, что – это девушка и вот так: "Ха-а-а!" У него, значит, нервное напряжение спало, и он этот автомат отбросил. Ему безразлично стало...

И мы втроем в одной воронке – наш раненый, я и этот немец. Воронка маленькая, ноги у нас вместе. Я вся в их крови, кровь наша смешалась. У немца огромные такие глаза, и он смотрит на меня этими глазами: что я буду делать? Фашист проклятый!
Автомат он отбросил сразу, понимаете? Эту сцену... Наш раненый не соображает, в чем дело, за пистолет хватается... То тянется и задушить немца хочет... А тот на меня смотрит...
Я эти глаза и сейчас помню... Перевязываю нашего, а тот лежит в крови, он истекает кровью, одна нога у него перебита совсем. Еще немного, и он умрет. Хорошо это понимаю. И, не окончив перевязывать нашего раненого, разрываю ему, этому немцу, одежду, перевязываю его и накладываю жгут.
А потом уже опять возвращаюсь к своему. Немец говорит: "Гут. Гут". Только это слово повторяет. Наш раненый, пока не потерял сознание, что-то мне кричал... Грозил... Я гладила его, успокаивала. Пришла санитарная линейка, вытащила их обоих... И погрузила. Немца тоже. Понимаете?»



Перевязывают раненого немецкого летчика


Лилия Михайловна Бутко, хирургическая медсестра

«Жалею... Я не выполнила одну просьбу...

Привезли в наш госпиталь одного немецкого раненого. Мне кажется, это был летчик. У него было перебито бедро, и началась гангрена. Какая-то взяла меня жалость. Лежит и молчит.

Я немного немецкий язык понимала. Спрашиваю его:

– Пить дать?

– Нет.

Раненые знали, что в палате немецкий раненый. Он отдельно лежал.
Я иду, они возмущаются:

– Так вы врагу воду несете?

– Он умирает... Я должна ему помочь...

Нога вся у него синяя, ничего уже нельзя сделать. Заражение моментально сжирает человека, человек сгорает за сутки.
Даю я ему воду, а он на меня смотрит и вдруг говорит:

– Гитлер капут!

А это сорок второй год. Мы под Харьковом в окружении.

Я спрашиваю:

– Почему?

– Гитлер капут!

Тогда я ему в ответ:

– Это ты так думаешь и говоришь сейчас, потому что ты здесь лежишь. А там вы убиваете...

Он:

– Я не стрелял, я не убивал. Меня заставили. Но я не стрелял...

– Все так оправдываются, когда в плен попадают.

И вдруг он меня просит:

– Я очень... очень... прошу фрау... – и дает мне пакет фотографий. Показывает, что вот его мама, он, его братья, сестры... Красивая такая фотография. На обратной стороне он пишет адрес: – Вы будете там. Будете! – И это говорил немец в сорок втором году под Харьковом. – Так вы бросьте, пожалуйста, это в почтовый ящик.

Он написал адрес на одной фотографии, а там был полный конверт. И я эти фотографии долго с собой возила. Переживала, когда при сильной бомбежке я их потеряла. Конверт пропал, когда мы уже вошли в Германию..»

Нина Васильевна Ильинская, медсестра

«Помню бой...

В том бою мы захватили очень много немецких пленных. Были среди них раненые. Мы перевязывали их, они стонали, как наши ребята. А жара... Жарища! Нашли чайник, дали попить. Место открытое. Нас обстреливают. Приказ: срочно окопаться, сделать маскировку.

Мы стали копать окопы. Немцы смотрят. Им объяснили: мол, помогите копать, давайте работать. Они, когда поняли, что мы от них хотим, с ужасом на нас оглядывались, они так поняли, что, когда выкопают ямы, мы их поставим у этих ям и расстреляем. Они ожидали... Надо было видеть, с каким ужасом они копали... Их лица...

А когда увидели, что мы их перевязали, напоили водичкой и в окопы, которые они вырыли, сказали им прятаться, они не могли в себя прийти, они растерялись... Один немец заплакал... Это был немолодой человек, он плакал и ни от кого не прятал свои слезы...» [ Понял, как его жестоко обманули насчет русских ]

Вера Иосифовна Хорева, военный хирург

«Война кончалась...

Вызывает замполит:

– Вера Иосифовна, придется вам работать с немецкими ранеными.

А у меня к этому времени уже были убиты два брата.

– Не буду.

– Но, понимаете, надо.

– Я не способна: у меня погибли два брата, я видеть их не могу, я готова их резать, а не лечить. Поймите же меня...

– Это приказ.

– Раз приказ, тогда я подчиняюсь. Я военный человек.

Я лечила этих раненых, делала все, что надо, но мне было трудно. Притрагиваться к ним, облегчать боль. Тогда я нашла у себя первые седые волосы. Именно тогда. Я им делала все: оперировала, кормила, обезболивала, – все как положено. Одно только я не могла делать – это вечерний обход. Утром ты перевязываешь раненого, слушаешь пульс, одним словом, действуешь, как медик, а во время вечернего обхода надо поговорить с больными, спросить, как они себя чувствуют. Есть ли поправка. Вот этого я не могла. Перевязать, прооперировать – могла, а говорить с ними – нет. Я так и замполита сразу предупредила:

– Вечернего обхода я делать им не буду...»

Екатерина Петровна Шалыгина, медсестра

«В Германии... В наших госпиталях уже появилось много немецких раненых...

Помню своего первого немецкого раненого. У него началась гангрена, ему ампутировали ногу... И он лежал в моей палате...

Вечером мне говорят:

– Катя, иди посмотри своего немца.

Я пошла. Может, кровотечение или что. Он проснулся, лежит.
Температуры нет, ничего.

Он так смотрит-смотрит, потом вытаскивает маленький такой пистолетик:

– На...

Он говорит по-немецки, я уже не помню, но я поняла, насколько хватило запаса школьных уроков.

– На... – говорит, – я хотел вас убивать, но теперь ты убей меня.
Вроде того, что его спасли. Он нас убивал, а мы его спасли. А я не могу сказать ему правду, что он умирает...

Ухожу из палаты и неожиданно замечаю у себя слезы...»

Начало читать здесь:

http://skaramanga-1972.livejournal.com/97044.html

ЧАСТЬ 3. СЕСТРИЧКИ

http://skaramanga-1972.livejournal.com/101278.html

http://skaramanga-1972.livejournal.com/101961.html

http://skaramanga-1972.livejournal.com/102273.html

http://skaramanga-1972.livejournal.com/102483.html

http://skaramanga-1972.livejournal.com/102806.html

http://skaramanga-1972.livejournal.com/103039.html

http://skaramanga-1972.livejournal.com/104037.html

http://skaramanga-1972.livejournal.com/104357.html

ФОТО ПО ТЕМЕ:

1. ПОД ОГНЕМ НА ПОЛЕ БОЯ

http://skaramanga-1972.livejournal.com/104552.html

2. В ГОСПИТАЛЯХ И МЕДСАНБАТАХ

http://skaramanga-1972.livejournal.com/104871.html

3. ГУЛЯ КОРОЛЕВА

http://skaramanga-1972.livejournal.com/104997.html

4. ПОРТРЕТ

http://skaramanga-1972.livejournal.com/105618.html

original
Фрагмент мозаики с изображением женской головы. Она же «Цыганка», она же «Менада», она же «Гея». Но чаще всего используется название «Цыганка».

Поражает воображение качество мозаик собранных из мельчайших кусочков натурального камня разных оттенков. Все картины выполнены по мотивам древнегреческих мифов, причем лица и детали набраны с потрясающим мастерством.

original
Эрос и Психея

original
Могущественный речной бог Ахелой, отец сирен

original
Океан и Тефис. Этот сюжет был самым популярным при оформлении бассейнов и бань.

А я вот обратил внимание на «кириллицу», которой, по непонятным причинам «древние римляне» задолго до мифических кирилл-мефодиев письмена свои оставляли.

original
Эвтерпа

bandicam 2017-07-14 18-19-08-280

original

bandicam 2017-07-14 18-22-31-688

Если вдруг попадете в город Газиантеп, обязательно посетите музей мозаики Зеугма.

Можно быть полным филолухом, но понять что «кириллица» не изобретена какимито кириллами и мефодиями, понять не сложно.

Немножко трудней осознать тот факт, что «древние римляне» это славяне

«В каком-то смысле мы Церковь Кирилла и Мефодия» – говорит Патриарх Кирилл. То есть последователи вымышленных персонажей. И эта церковь сотканная из вымыслов пытается захватить власть над стадом. И цель у них вызвать комплекс неполноценности у великого народа, построившего огромную цивилизацию: « А кто такие были славяне? Это варвары, люди, говорящие на непонятном языке, это люди второго сорта, это почти звери. И вот к ним пошли просвещенные мужи…» – и стало им щасте.

Вся Пруссия, а изначально По-Руссия, покрыта славянскими топонимами – разные города вроде Торгау, Вернау – так до сих пор говорят в Белоруссии, когда хотят сказать Торгов или Вернов.

Нам понаписали славную историю со всякими суовровыми, побежденными наполеонами и неадекватными иванами грозными и великими, хотя полоумными петрами, не опустили в конец, но отвлекли от главного, от того места, которое занимают славяне в истории современной цивилизации.

И вот уже даже Крым, который куда дальше Зеугмы и ближе к Московии, считают изначально принадлежавшим турецким татарам.

Вопрос крайне актуальный: следы славян скоро совсем будут стерты в Европе, после того, как туда, в ходе идущей кампании, переселят выходцев из Африки, Ближнего и Среднего востока.

У нас так же русских сгоняют в города, в которых они и вымрут, а земли уже возделываются, в основмном, пришлыми, которые их и наследуют.

Дополнительно

Основной аргумент критиков: это греческий алфавит. Я на это спросил: а на какой позиции стоит в греческом буква «Ш», на это мне ответили матом. А что поделать, если ответить нечего. Расписывая происхождение букв в старославянской азбуке, исследователи гадают откуда взялась там эта буква, почти все прочие – из греческого. Так вот критики: правьте «Википедию», букву «Ш» нашли в греческом тексте в городе Зеугма при снятии «культурного слоя».

И для особо одаренных я написал продолжение, которое должно расставить точки над «Ё» – «Кирилл с Мефодием, греки и ДНК-генеалогия» – это для тех, кто еще не уразумел, что «древних греков» придумали самое раннее в конце 19 века – даже в советских учебниках была оговорка, что они себя называли эллинами.

arx-latyn

Надпись Дуэноса – один из древнейших известных памятников латинской письменности. Датируется шестым столетием до нашей эры. Надпись нанесена в три строки на стенки керноса, выполненного в виде трёх шарообразных сосудов, соединённых перемычкой. Кернос обнаружен в 1880 году Генрихом Дресселем на Квиринале в Риме, хранится в Государственном музее Берлина.

– как ни бились ученые мужи прочесть это и перевести с древнелатинского на современную латынь, ничего у них не вышло. Но надпись легко читается современными носителями русского языка особенно смолянами и белорусами:

arx-latyn

Еще одно доролнение – «Мировая сенсация, которая осталась незамеченной» – в начале 20-го века раскопаны фрески на западной границе Иордании, на одной из них изображен Исус Христос

xristos

Эта фотография была сделана в ходе расчистки мозаики, а вот так выглядит моазаичное панно сейчас:

xristos-panno

Вот увеличенный фрагмент с надписью:

xristos-panno
Написано: «ХРIСТЕ»,

Здесь присутствует славянская буква «С», обозначающая соответствующий звук русской «С». В древнегреческом этот звук отображался буквой «сигма»:

xristos-panno

При этом вы должны не только финансировать боевые действия на невидимых фронтах гибридной войны, но и следить за тем, чтобы уровень жизни населения, как минимум не падал, а лучше рос, поскольку любые экономические и социальные проблемы будут немедленно использованы противником. И современную армию, как было сказано выше, также надо финансировать, иначе никто не будет с вами состязаться на интеллектуальном поприще – поступят как с Сербией или Ираком. В общем, расходных статей очень много и просто финансировать «союзников» за то, что они не перебегают к врагу и периодически делают заявления, свидетельствующие об их лояльности – слишком дорогое удовольствие.

Это неэкономное расходование ресурсов, а значит прямой путь к поражению. В последние годы сверхдержавы, не имея возможности вступить друг с другом в прямое военное столкновение, но не отказываясь от практики глобального противостояния, как раз и пытаются заставить противника непроизводительно тратить ресурсы. Чем больше будет таких политических чёрных дыр, поглощающих ресурсы, тем вернее ваше поражение.

Россия проводит нормальную неоимперскую политику, ибо только таким образом может защитить свои интересы и свой суверенитет от посягательств США, проводящих такую же неоимперскую политику. Если на действия США, оформленные в виде стратегии ХХI века отвечать действиями в рамках стратегии второй трети ХХ века, быстрое и катастрофическое поражение окажется неизбежным, даже вопреки тому, что Москва сейчас куда ближе к победе в глобальном противостоянии, чем Вашингтон.

Если понять этот простой момент, то станет понятна причина вялой реакции России на затяжной украинский кризис. Более того, станут понятны и перспективы развития отношений России с территориями, находящимися сейчас в составе украинского государства, а также других постсоветских государств.

Россия не стремится к механическому воссоединению территорий, даже, если на них проживает «тот же народ» или «братский народ». Чтобы добиться включения в состав России (именно добиться, а не благосклонно согласиться) территория должна иметь стратегическое значение (как Крым) либо же её население должно создать условия, при которых отказ Москвы от присоединения территории его проживания влёк бы за собой большие морально-политические издержки, чем возможные материальные издержки от интеграции. По этому пути пошёл Донбасс. И тоже практически решил свою проблему. Вопрос сейчас стоит не в том, будет ли Донбасс в составе России, а когда будет, в каких границах и как это произойдёт. Просто после пяти лет войны, жизни под обстрелами в состоянии гуманитарной катастрофы для большинства населения региона, Россия не может без ущерба для своего международного авторитета и для авторитета власти внутри страны отказаться от реинтеграции Донбасса.

Во всех остальных случаях Москву в соседних странах устраивает любая власть, обеспечивающая полномасштабное экономическое сотрудничество. Такой подход обеспечивает серьёзное геополитическое преимущество именно, исходя из стратегии «экономной империи». С одной стороны, более крупная, более технологичная и более эффективная экономика всегда подавляет мелкие, если поставлена с ними в условия равной конкуренции. С другой, ответственность перед населением союзников за уровень жизни и любые иные проблемы несёт местная власть. Чем большую самостоятельность эта власть демонстрирует, тем России удобнее.

За десятилетия постсоветской интеграции, «пророссийский» Лукашенко выдавил из Кремля в разы больше льгот и уступок, чем «многовекторный» Назарбаев. При этом, переводящий свой язык на латиницу казахстанский лидер, в отличие от сохраняющего приверженность кириллице белорусского не шантажирует Москву «разворотом на Запад». Назарбаев не просто был инициатором интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Несмотря на рост казахского национализма и на отсутствие проектов «единого государства» Москвы и Астаны реальная интеграция Казахстана в совместные проекты куда глубже, ибо базируется не на эмоциональной идеологической, а на меркантильной экономической основе. Казахстан суверенен в своих отношениях с Россией ровно настолько, насколько велик его экономический вклад в общую копилку. Белоруссия же пытается в обмен на эмоционально братские заявления выдавливать всё новые и новые экономические преференции, значительно превышающие её реальный вес в реализации совместных проектов.

Конечно, ничто не бывает вечным, и Казахстан, при другой власти, может сменить внешнеполитическую ориентацию. В любом обществе всегда есть группы, диаметрально противополжные по своим взглядам на перспективы развития страны и её внешнеполитические приоритеты. Они могут сменять друг друга и власти, соответственно меняя и политику. Но развернуть на сто восемьдесят градусов страну, связанную с вами миллионами экономических нитей, куда сложнее (ту же Украину разворачивали 30 лет и развернул, только полностью уничтожив её экономику), чем государство, эмоционально декларирующее братство в обмен на преференции. В таком случае братство имеет обыкновение заканчиваться вместе с преференциями (как это стало с социалистическим содружеством и Советским Союзом).

Нельзя сказать, чтобы России совсем не требовалось дополнительное население. Территориям за Уралом уже сейчас требуется 30-40 миллионов дополнительных жителей. Но мы должны понимать, что если страна присоединяет территории где-то в Европе или Азии, то местное население не отправляется радостными колоннами осваивать Сибирь, а начинает требовать поднятия их уровня жизни до общероссийского прямо в месте проживания (ведь оно же автоматически приобретает российское гражданство по праву рождения на присоединённых землях). В этом отношении государству выгоднее мигранты, которым не приходится выбирать где жить – живут там, где есть работа. Причём, судя по тому, что в последние годы принятие в российское гражданство ограничено примерно двумястами тысяч человек в год – это именно то количество людей, которое Россия способна без перенапряжения интегрировать в общество, не просто предоставив им все права и льготы, имеющиеся у природных граждан, но обеспечив материальную базу их выполнения. Поскольку же в реальности в стране работает до десяти миллионов легальных и нелегальных мигрантов, не имеющих гражданства (примерно половина на него и не претендует, собираясь подзаработав вернуться на родину), это значит, что потребности России в дополнительной рабочей силе значительно превышают её материальные возможности по интеграции этой рабочей силы в российское общество на правах полноценного гражданства.

Современная прагматичная империя выглядит цинично, но романтичные бессребреники, пытавшиеся строить государственную политику на эмоционально-братских основаниях, закончили разрушением собственных государств, а с ними и среды обитания десятков, а то и сотен миллионов граждан этих погибших государств. Кстати, Сталин, на которого любят ссылаться сторонники эмоционально-братской политики, был наиболее прагматичным из советских лидеров. Оказывая помощь союзникам, он всегда знал, что за это получит, или осознавал, что не оказав помощь потеряет больше, чем сэкономит.

Надо понимать, что глобальное противостояние не прекратится до тех пор, пока в мире будет существовать хотя бы два государства. Если есть разные страны, значит есть и различие интересов, а если есть различие интересов, то переход хотя бы одной из них от режима честной конкуренции в режим силового подавления более удачливого конкурента – вопрос времени, а не принципа. Для успешной борьбы за свои интересы, в условиях, когда война (гибридная, более чем разрушительная горячая), стала повседневностью для государства важна высокая устойчивость. Устойчивость же достигается за счёт баланса желаний и возможностей, идеалов и интересов, ставящихся задач и возможностей их ресурсного обеспечения.

Любое государство стремится к идеалу, то есть к распространению своей власти на весь обитаемый мир (даже если оно не отдаёт себе в этом отчёт). Однако достижение идеала – дело необозримого, уходящего в бесконечность будущего. Не факт, что оно вообще возможно, поскольку противоречит закону единства и борьбы противоположностей. Политическая система ничем снаружи не сбалансированная, вырождается. Поэтому состояние войны (в разных формах) – нормальное состояние общества в обозримом будущем. Следовательно актуальной будет и политика экономии ресурсов, характеризующая современные успешные неоимперские образования. Собственный гражданин стал слишком дорогим ресурсом. Попытка же снизить на него расходы ведёт к падению уровня жизни и несёт угрозу стабильности государства, в свою очередь являющейся необходимой предпосылкой успешного ведения гибридной войны. В то же время, мир вокруг полон дешёвого человеческого ресурса, способного выполнять тот же функционал, что и собственные граждане, но без каких бы то ни было социальных гарантий и за в разы более низкую оплату.

Неоколониальные империи второй половины двадцатого века, выносили производства в государства с преобладанием дешёвого человеческого ресурса. Это, однако противоречило принципу концентрации ресурсов, поскольку ослабевал контроль над экономическим ресурсом. Грубо говоря, значительная часть промышленности и в целом контролируемой неоколониальной империей экономики начинала работать на интересы государства размещения. Неоимперия гибридного настоящего нашла иной выход – перемещение дешёвых человеческих ресурсов в регион, ощущающий надобность в дополнительной рабочей силе. Причём те государства, которые делают это на ad hoc основе, выигрывают у тех, кто принимает рабочую силу на постоянной основе. «Новые европейцы» работают куда меньше, а требуют куда больше, чем нелегальные американцы в США.

Тем не менее, фомирующееся неоимперское отношение к человеку, как к дополнительному обременению для государства является слабым звеном неоимперии. Государства создаются, чтобы обслуживать человека. Если же оно начинает отрицать эту функцию, то и человек теряет обязанность сохранять лояльность в отношении государства. Сегодня идеология дегуманизации государства, не просто приоритета его интересов над интересом личности, но приоритета над обществом его граждан и даже над всем человечеством, ещё не сформировалась окончательно. Причём именно в России предпринимаются попытки уйти от дурной зависимости практики экономной империи от теории дегуманизации государства. Трудно сказать будут ли они успешными. В конечном итоге не только экономическая, но и идеологическая модель государства формируется, исходя из потребностей реального мира. Более приспособленное к реальности государство выживает, менее приспособленное гибнет, остальные стараются приспособится, реформировав свою политическую систему, в соответствии с требованиями времени и изменившегося мира.

Если дегуманизация окажется необходимым условием выживания государства в новых условиях, рано или поздно она будет признана. Но в этой её возможной временной победе будет заложено и её окончательное поражение, поскольку государство без людей существовать не может, исчезает смысл его существования, как нет смысла и у существования автомобиля или самолёта в безлюдном мире. Но для того, чтобы обессмыслились материальные ценности, мир должен стать реально безлюдным, для того же, чтобы исчезла потребность в государстве, оно должно лишь принять за основу своей деятельности принцип дегуманизации.

Если «лишние люди» не нужны, рано или поздно этот принцип будет распространён и на собственное население: вначале на одну социальную группу, затем на другую, а затем и на всех. Как большевики, начав расстреливать в 1917 году классово и идеологически чуждых, закончили тем, что к 1939 году выморили самих себя, что (с небольшим временным люфтом) нашло своё отражение в переименовании в 1952 году партии из ВКП(б) в КПСС (кончились большевики, кончилась и партия большевиков).